– Ура, пошло! – завопил Катч. Он подпрыгивал на камнях, краем глаза прикидывая, куда выкинуть добычу, когда та покажется из воды. Жилы на его руках натянулись, как веревки. Вдруг леска резко подалась и провисла, и Катч с размаху свалился в речку, фыркая и отплевываясь. Перелетев через его голову, что-то тяжело шлепнулось на траву.
Катч стремглав вскарабкался на берег, сгорая желанием увидеть свою добычу. Рэнд уже стоял возле нее на коленях, стараясь вытащить крючок, и глаза Катча удивленно остановились на нем. Побагровевшее от напряжения лицо капитана явно не соответствовало их странному улову.
– Сдается мне, я выловил femina corsetus[7].
Рэнд упорно не поднимал глаз от земли.
– Похоже на то.
– Наверное, свалился в воду где-то выше по течению.
– Наверное.
– Может, даже возле «Хенли».
Рэнд издал какое-то ворчание, которое могло означать все, что угодно. С чувством, похожим на мрачное удовлетворение, он наконец отцепил крючок Катча, запутавшийся в плотной материи корсета, потом взял валявшийся на траве сюртук и сунул в рукав мокрый корсет Клер. Перебросив его через руку, Рэнд молча спустился к реке и поднял свою удочку. Так и не сказав Катчу ни слова, он решительно зашагал в сторону «Хенли».
Подхватив другую удочку, Катч бросился вдогонку за Рэндом. Поравнявшись с ним, он пристроился рядом, стараясь не отставать.
– Думаю, не стоит распространяться об этом в «Хенли».
– Само собой, – не поднимая глаз, проворчал Рэнд. – Никому ни слова.
Когда Рэнд с Катчем вернулись в дом, глазам им представилось странное зрелище: устроившись в большом холле, Оррин Фостер проводил судебное разбирательство. Держась за перила, Элизабет стояла на лестнице. С другой стороны ее поддерживала Клер. Лицо матери, все еще бледное, было искажено от боли. Клер была встревожена. В отличие от них обеих Бриа выглядела невозмутимой – ни неудовольствия, ни раздражения, ни даже любопытства. Ее очаровательное личико было совершенно бесстрастным, как будто речь шла о том, что ей было давным-давно известно и успело уже смертельно надоесть.
Доктор Стюарт устроился у основания лестницы. Повязка, скрывавшая его разбитый нос, казалась не бледнее его измученного лица. Он с решительным видом облокотился на одну из колонн винтовой лестницы, всем своим видом показывая, что намерен защищать женщин от любых посягательств, которые только могут прийти в голову изрядно захмелевшему хозяину. В углу возле самой двери сбились в кучку Джебедия, Адди и еще кое-кто из слуг – бледные, испуганные, они, казалось, боялись дышать, чтобы не привлечь к себе внимание разбушевавшегося хозяина.