— Сомневаюсь.
— А с кем-нибудь из других девушек?
— Они не понимают, как важно следить за тобой, и потом, я им не доверяю.
Мишель подавленно опустила плечи.
— Значит, никто не сможет сопровождать меня…
— Никто, кроме меня. — Хьюстон обхватил чашку с кофе, согревая ладони.
— Мне бы не хотелось вас беспокоить.
— Это не беспокойство. Каждый день я объезжаю город. Беседую с людьми, убеждаю их, что я рядом и найти меня нетрудно, если понадобится. Я не такой уж плохой шериф, Мишель.
Мишель поняла, что Хьюстон и в самом деле верит своим словам, словно забота о жителях Мэдисона могла искупить ограбление поезда и убийство невинных людей. Такое представление о справедливости повергло Мишель в оцепенение.
— Сегодня днем, к примеру, я могу сопровождать тебя.
— Сегодня моя очередь работать в баре.
— Я поговорю с Ди.
— Вряд ли…
— О чем ты хочешь поговорить с Ди? — спросила Детра. Она застыла на пороге кухня с двумя толстыми конторскими книгами в руках.
— Сегодня днем я забираю Мишель с собой. Она слишком долго пробыла взаперти.
— Ты просто олух, Хьюстон. Она воспользуется первой же возможностью, и ты сыграешь ей на руку. — Ди положила книги на стол и налила себе кофе. — И потом, что скажет Этан, узнав, что ты волочишься за его женой?
Мишель отставила чашку, звякнувшую о блюдечко и скрывшую негромкое восклицание, которое слетело с губ Мишель.
— Я останусь в баре.
— Иди оденься, — приказал Хьюстон. — Мы уезжаем. Я подожду тебя внизу, у лестницы.
Мишель бросилась прочь из кухни. Когда она исчезла, Хьюстон обернулся к Ди.
— Мне перестала льстить твоя ревность, Ди. Она становится слишком назойливой. Подумай об этом. — И он вышел из кухни.
Детра взглянула вслед своему любовнику.
— Непременно, — негромко пообещала она. — Непременно подумаю.
Этан лежал на спине в своей постели, устроенной на полу, подложив ладони под голову. Если не считать тусклого отблеска горевшего в печке огня да лампы на тумбочке у кровати, в комнате было темно. Мишель сидела на постели, делая в дневнике записи о событиях дня. Этан время от времени читал их — обычно в отсутствие Мишель — и пока не находил ничего предосудительного.
— Может, хватит писать? — спросил он. — Я хочу спать.
— Что? — Мишель подвинулась к краю постели. Очки соскользнули на кончик носа. — Спите.
— Ты не можешь писать в темноте?
— Разумеется, нет.
— Ну и я не могу спать при свете.
— Я сейчас закончу.
— Сделай милость. — Он прислушался к шуршанию карандаша по бумаге. Этан уже привык к этому звуку. Он стал частью вечернего ритуала — такой же, как поочередное купание, раскладывание постели на полу, пока Мишель причесывалась, или подкладывание угля в печку перед сном. — Ты пишешь о прогулке с Хьюстоном? — спросил он.