Пен притянула Джулиана к себе и закрыла глаза, словно пытаясь отгородиться от всего остального мира.
Нет, все-таки от реальности не уйти. Можно закрыть глаза, но она все равно будет упрямо врываться в твои мысли, отравлять сладость объятий горечью неизвестности. Самое ужасное – это когда не знаешь, какая судьба тебя ждет. Неужели и впрямь она сейчас в последний раз обнимает Джулиана?
– Я должна полностью изолировать себя от мира? – спросила она. – Неужели даже с тобой нельзя общаться?
– Разумеется, я буду заходить. Хотя, правда, ненадолго. Я же все-таки ваш семейный адвокат!
«По крайней мере, – подумала Пен, – я хотя бы иногда в эти дни буду видеть его...» Но у нее было такое чувство, будто ей уже сейчас остро не хватает Джулиана... Ей хотелось, чтобы он держал ее в объятиях все это время, как держит сейчас. Пен не представляла, как она переживет все эти долгие одинокие ночи и дни.
Впрочем, это еще не самое страшное. Временную разлуку в конце концов можно перенести. Но если ей не удастся доказать свою невиновность.
Пен только сейчас окончательно осознала всю тяжесть своего положения. И даже горячие объятия Джулиана не могли защитить ее от этого ужаса.
– Что ж, – попробовала она свести все к шутке, – мне остается утешаться тем, что времена инквизиции давно прошли. Жен, убивших своих мужей, уже больше не сжигают на кострах. Или для жен графов эта мера еще сохраняется?
– Ради Бога, Пен, не надо думать о таких вещах! Но Пен не могла заставить себя не думать об этом.
– Джулиан, я должна знать, какая участь меня ждет! Возможно, меня просто повесят. Может быть, даже не на простой веревке, а на шелковой, учитывая, что я графиня.
Приподняв ее голову за подбородок, Джулиан посмотрел ей прямо в глаза.
– Пен, я обещаю тебе, что ничего с тобой не случится. Никакого суда над тобой не будет. Перестань терзаться, родная!
Но Пен никак не могла успокоиться: ее всю трясло. Она смотрела на Джулиана глазами, полными слез.
– Пен, – повторил он, – уверяю тебя, пока я жив, с тобой не случится ничего плохого!
Пен сглотнула слезы.
– Я знаю, Джулиан, что ты готов все для меня сделать. Но ты ведь не всесилен. Не это угнетает меня, Джулиан, а то, что ты не будешь со мной все эти ночи.
Губы Джулиана потянулись к ее губам. Пен хотелось, чтобы этот поцелуй длился вечно; казалось, если он кончится, то прервется какая-то нить. Джулиан понял, чего она хочет. Оставив ее на минуту, он запер дверь и вернулся к ней.
Он усадил ее на скамью. Сев рядом, он расстегнул одежду и задрал ее юбки.
– Вот так, – сказал он, поставив ее ноги на скамью.