Розамонд поспешила обратно, к мастеру Берку, который вместе с погонщиком нагружал последнюю телегу.
— Мы забыли красную ванну! У вас есть место?
— Есть, и много. Положим ее сверху и привяжем, — заверили мужчины.
Розамонд держала лошадей под уздцы, пока они ходили за ванной. Мастер Берк взвалил ее на плечи, а погонщик взобрался на телегу. Розамонд с удивлением наблюдала, как легко дюжий крестьянин управляется с тяжелой ванной. Неожиданно бедняга пошатнулся и свалился вниз.
Розамонд и управитель встали на колени, чтобы осмотреть корчившегося в муках парня.
— Он сломал ногу! — воскликнула она. — Это я виновата!
— Нужно наложить шину, и лучше всего это сделать в Дирхерсте. Я сам буду погонять лошадей, — решил мастер Берк, взваливая крестьянина на телегу.
— Скорее! Приедете за мной, когда позаботитесь о нем!
Розамонд смотрела им вслед, чувствуя себя виноватой.
Случившееся так ее расстроило, что голова закружилась. Она решила посидеть немного. Войдя в замок, Розамонд опустилась на ступеньки. Неожиданно резкая боль словно кинжалом ударила в спину и, охватив все тело, стиснула мышцы живота. Розамонд с ужасом осознала — начались схватки, хотя внутренний голос монотонно повторял: «Слишком рано… слишком рано…»
Паника овладела ею. Каждый звук эхом отдавался в пустоте замка. Никого. Она совсем одна.
Когда боль утихла, она попыталась успокоить себя:
— Я всего в двух милях от Дирхерста. Можно дойти пешком.
Розамонд с трудом встала и побрела к обитой железом двери, но раздирающая боль вернулась так быстро, что едва не разорвала ее надвое. Нет, она не сумеет добраться даже до конюшни. Розамонд вцепилась в дверной косяк, чтобы не упасть, а когда стало немного легче, поползла к лестнице.
Она безумно любила свое дитя и сейчас судорожно хваталась за живот, думая не о себе, а о том, выживет ли ребенок. Какая горькая ирония в том, что она спасла все сокровища мужа, но из-за этого потеряла самое дорогое на земле! Если бы она так не надрывалась, малыш не просился бы на свет раньше срока. Почему же она сделала это? Ответ прост: эти вещи были дороги для Роджера. А Роджер безмерно дорог ей.
Эта мысль стала для нее настоящим откровением. Розамонд постоянно отрицала, что любит его, боясь признать очевидное. Но любовь не скроешь. Она расцвела в душе вопреки желанию, наполнила сердце, и теперь каждая частичка ее существа горит любовью к Роджеру и их ребенку.
Страх снова поднял свою уродливую голову. Любить кого-то означает потерять!
— Нет, — поклялась Розамонд. — На этот раз — нет! Я до последнего дыхания буду бороться, чтобы спасти своего ребенка!