Глаза Розамонд наполнились слезами. Проглотив комок в горле, она вложила ладонь в руку Эдуарда.
— Спасибо за то, что сказали правду, господин. Но умоляю, никогда не говорите Роджеру, что я тоже об этом знаю…
Увидев, как его брови вопросительно приподнялись, она объяснила:
— То, что сделал Роджер, — пример благородства и самопожертвования… Мы не должны отнимать это у него.
Эдуард стиснул ее пальцы.
— Да будет так. Можешь ты меня простить?
Розамонд кивнула:
— Что поделать, несчастный случай. Я примирилась с судьбой.
Эдуард поднес ее руку к губам.
— Роджер в самом деле счастливчик.
Розамонд аккуратными стежками зашила длинный извилистый порез, тянувшийся от плеча до локтя принца, и заверила, что шрама не останется. Как и у нее в душе.
— Обещайте, что приедете в Виндзор! — пригласил Эдуард. — Я не могу обойтись без Роджера, а моя Элеонора будет счастлива видеть тебя, Розамонд.
Род связан с Эдуардом Плантагенетом клятвой на всю жизнь. И она дала обет быть верной мужу. Любимому мужу.
— Вы оказываете нам большую честь, мой дорогой господин.
Через две недели в аббатство Эвершем прибыла небольшая группа людей. Элеонора де Монфор добилась разрешения лорда Эдуарда посетить могилу мужа.
Розамонд неподвижно стояла рядом с Роджером и Эдуардом, пока монахи показывали леди Элеоноре и двум ее сыновьям место, где упокоились разрубленные останки великого воина. Симон де Монфор был похоронен рядом со своим старшим сыном Генри. О, как, должно быть, невыносима боль жены и матери!
Роджер, обняв жену, прошептал:
— Симон как-то сказал, что ты занимаешь в его сердце особое место, и попросил заботиться о тебе.
Его слова так глубоко тронули Розамонд, что она не сразу нашлась с ответом и молча взяла мужа за руку.
Гай де Монфор, чьи раны только начали заживать, вместе с братом Симоном и сестрой долго стоял у могилы. Элеонора высоко держала голову, и ее маленькая фигурка была исполнена такой трогательной гордости, что Розамонд снова заплакала.
Юный Симон, исполненный скорби и раскаяния в том, что чересчур поздно пришел на помощь отцу, упал на колени, умоляя о прощении. Но мать коснулась его плеча:
— Поднимись, сын мой. Никогда не забывай, чье имя носишь. Симон де Монфор жив!