Ауд покачала головой.
— Я не могу выйти за него замуж, — проговорила она.
— Он уже женат?
— Нет. — Ауд расплакалась еще безутешнее.
Эллисив перестала расспрашивать и попыталась успокоить Ауд.
Наконец Ауд сказала:
— Он мне понравился, потому что был очень добр ко мне и ни к чему не принуждал. Но потом я поняла, что он просто ничего не может.
Слезы бежали у нее ручьем, и Эллисив не знала, как ее утешить.
— Ты уверена, что этому горю нельзя помочь? — спросила она. — Может, он из таких, которым нужно время…
— Время у него было.
— Что, если мы все-таки возьмем его в Норвегию? А там посмотрите, как у вас пойдет дело.
Больше у них об этом разговора не было. Но у Ауд, видно, еще оставалась надежда — она по-прежнему пропадала по ночам.
В последнюю ночь ее опять не было.
Олав и Эллисив долго беседовали, Ингигерд спала.
Олав рассказывал, как уговаривал Транда поехать с ним в Норвегию.
— Я сказал, что не могу обещать ему Эгг, потому что сам не знаю, кому отойдет эта усадьба. Но в каких бы землях я ни стал конунгом, он получит усадьбу и имущество, равные тому, что потерял. И я сделаю его таким же лендрманном, каким был Кальв сын Арни.
— Я священник, — ответил он мне.
— Это не помеха, — сказал я.
— Может, и так. Но не знаю, смогу ли я обуздать свою горечь. Как бы тебе не пришлось раскаиваться, что ты взял меня с собой. Лучше я останусь на Борге. Здесь, в тишине и покое, со своими книгами, я никому не причиню вреда.
Я продолжал настаивать, но он только качал головой.
Смирись с тем, что после твоего отца останутся поломанные судьбы, сказал он.
— Печально, но мы с тобой уже ничем не можем ему помочь, — тихо сказала Эллисив.
Олав отхлебнул пива, Эллисив заметила, что чаша почти опустела.
— До отъезда я хотел кое-что сказать тебе, — промолвил он. — Ты не должна бояться встречи с моей матерью. Я сделаю все, чтобы эта встреча не состоялась. Но в любом случае положись на меня. Я на твоей стороне.
Эллисив в ответ прикоснулась к его руке. Он посмотрел на нее. И ей почудилось на миг, что лицо его осветилось нежностью, совсем не похожей на сыновнюю. Ее обдало жаром. Олав отвел взгляд в сторону.
Эллисив гнала непрошеные мысли: конечно, она ошиблась. Она пошла налить в чашу еще пива.
— Одного я все-таки не понимаю, — сказал он, когда она снова села на лавку. — Как ты могла любить отца после его измены, после того зла, которое он тебе причинил.
— Разве я не объяснила тебе этого?
— Кое-что осталось непонятно. Я не верю, что та валькирия, которая участвовала в набегах Харальда на датское побережье, вдруг стала кроткой и все простила ему во имя любви к ближнему.