Поздней осенью мы все поплыли из Вика вдоль побережья на север. Господи, что это было за плаванье!
Харальд и Магнус все время старались обогнать друг друга — мы неслись так, что волны перехлестывали через борт.
На стоянке тот, кто пришел первым, старался занять более удобное место.
Магнус справедливо негодовал, если Харальд занимал самый удобный причал: он говорил, что по условиям их договора лучшее место принадлежит ему. Харальд не соглашался, по его мнению, это условие должно было соблюдаться лишь в том случае, если они вошли в гавань одновременно.
Он попросту издевался над Магнусом. И Магнусу нечем было ответить ему.
Однажды вечером Харальд первый вошел в гавань и пришвартовал свой корабль к причалу, принадлежавшему конунгу. Он намного опередил Магнуса, и, когда тот вошел в гавань, люди Харальда уже успели поставить на корабле шатер.
На этот раз Магнус решил не уступать. Не успели на его корабле убрать парус, как гребцы взялись за весла и помчали корабль прямо на нас, воины стояли на палубе, обнажив мечи.
Харальд громко расхохотался.
— Я вижу, мой родич сильно разгневан!
Он велел своим воинам перерубить канаты и отвести корабль.
— Более мудрый уступает, — сказал он и добавил:— Иногда.
Наверное, то же самое он сказал и Магнусу, когда поднялся к нему на корабль.
— Когда-нибудь я лягу с тобой прямо на палубе, чтобы твой братец мог все видеть, — сказал он, вернувшись.
— Посмотришь, что будет, если ты посмеешь обращаться со мной, как с невольницей, — предупредила я.
— Ты слишком самоуверенна. Но не исключено, что я и поступлю так, если мне захочется подразнить этого святошу.
Хуже всего, что в запале он мог выполнить свою угрозу.
Харальд и Магнус остались на зиму в Нидаросе, в торговом посаде. Но Харальд не пожелал жить вместе с Магнусом в усадьбе конунга, он поселился в другой усадьбе, она тоже была собственностью конунга, а до того принадлежала Кальву сыну Арни, теперь он был в изгнании.
Между нами все было по-прежнему, и в то же время что-то изменилось. О случившемся мы больше не поминали.
Зима была суровая. Говорили, что море между Норвегией и Данией сковало льдом.
В ту зиму я первый раз увидела раку Олава Святого. Я отправилась в церковь главным образом из любопытства, мне хотелось побольше узнать про «Олава Святого, моего отца», который не сходил у Магнуса с языка. Я даже забыла, что Олав был также братом Харальда, ибо Харальд не поминал его без нужды.
Рака конунга стояла в алтаре церкви святого Климента: даже зимой, когда не было пилигримов, в церкви всегда толпились люди.