Норфолк нетерпеливо ожидал, пока не уляжется смятение, а затем обратился к королеве:
– Вам есть что сказать на это? Если да, то говорите!
Анна, прежде чем начать, огляделась вокруг:
– Я готова к смерти и только сожалею о тех невинных джентльменах, которые погибли из-за меня. Полагаю, у вас были веские основания для того, чтобы сделать то, что вы сделали, – она пристально посмотрела на дядю, – но тогда это нечто иное, чем то, что произошло в этом суде. – Снова по рядам присутствующих пробежал шепоток, как след ветра по траве. – Я – верная подданная короля и его преданная жена.
Последовало длительное молчание, и Нанетта с удивлением увидела, что дядя Анны плачет. Это зрелище, очевидно, смутило даже королеву, так как она неуверенно перевела взгляд на Кромвеля, как если бы сомневалась, что делать дальше. Затем Анна, видимо, решилась, присела в реверансе, повернулась и направилась к выходу. Нанетта и остальные фрейлины поспешили за ней, а за ними и Кингстон с Уолсингамом и палач, лезвие топора которого теперь смотрело на королеву. Казалось, прошла вечность, прежде чем они дошли до двери и оказались на залитом солнечным светом дворе Тауэра. Нанетта чувствовала себя не просто уставшей, а выжатой и могла только смотреть прямо перед собой на гордую спину королевы и слепо следовать за ней. Внезапно ей пришло в голову – как странно, что это она черпает силы от королевы, а не наоборот.
В понедельник к ним пришло новое известие – Джордж тоже был приговорен к смерти, как и ожидалось, но держал себя в суде благородно, отрицая все обвинения. Были определены даты казней: Нориса, Уэстона, Бреретона и Смитона на вторник, а Анны и Джорджа – на четверг. Дворян было приказано обезглавить, Смитона – повесить и затем четвертовать. Специально для Анны король приказал выписать палача из Кале, особенно искусного во владении мечом. Так как до сих Пор еще ни одна королева Англии не подвергалась казни, то не было и прецедента, но казалось важным, чтобы обычный топор был заменен чем-то другим. Анна ничего не сказала по этому поводу – она все еще, кажется, не совсем верила в то, что произошло, и перспектива обезглавливания представлялась ей столь же невероятной, что и сожжения.
Ее настроение передалось и фрейлинам, так что они шили, молились или просто беседовали, словно не обращая внимания на то, что произошло, стараясь не слышать стука топора снаружи, где плотники готовили эшафот для завтрашней казни. Вечером Кингстон сообщил им, что многочисленный клан Норисов предложил за Хэла колоссальный выкуп, практически все, что у них было, но король отказал.