Нанетта долго лежала в постели, слыша рядом тихое похрапывание Одри и прислушиваясь к таким отличным от лондонских звукам снаружи. Нанетта не могла заснуть, думая об Анне и Поле, Лондоне и Йорке, о горе и счастье, а когда она наконец провалилась в сон, перед ней встали сияющие черные глаза, любовь и утрата показались чем-то единым, просто частями одного большого замысла, замысла, который она не в Силах была разгадать. «Господи Иисусе, – произнесла она про себя, – прости мою гордыню, я верю в Тебя, я вверяю Тебе свою жизнь, исполняю волю Твою. Все, что я есть, – Твое». И вот тут-то, когда ее одолел сон, в сознании всплыли слова старой детской молитвы: «Прости меня – смилуйся надо мной».
На следующее утро Нанетта проснулась от ярких лучей солнца и птичьего гама за окном, и ее сердце исполнилось благодарности Господу. Она оделась и отправилась в часовню к пятичасовой мессе. Когда вошел отец Фенелон, Нанетта привстала со скамьи. К ней присоединился Пол, севший рядом. Он улыбнулся ей, а потом погрузился в молитву. Когда месса кончилась, они поднялись и вместе вышли из часовни. Оказавшись в коридоре, он повернулся к ней:
– Я подумал, что ты должна быть здесь. Не хочешь ли прокатиться со мной? Бог знает, когда мы снова сможем остаться наедине. Поедешь?
– Охотно, – ответила она.
– Твоя служанка проснулась? Если нет, разбуди ее – нам нужно иметь слуг для приличия, а если я возьму Мэтью, то он сумеет отвлечь внимание девушки. Итак, встретимся на конюшне. И торопись – мне не хочется сегодня терять впустую ни секунды.
Улыбнувшись, Нанетта побежала вырывать свою камеристку из объятий сна и одеться надлежащим образом. Она так усердствовала, что даже с зевающей Одри ей удалось одеться всего за полчаса, и вот они уже спешили по западной лестнице на конюшню, а перед ними, размахивая пушистым хвостом и стараясь не лаять, что было благородно с его стороны, бежал Аякс.
Пол уже ждал их, вместе с молодым слугой Мэтью, придерживавшим четырех лошадей. Александр и другие огромные гончие ринулись вперед, чтобы приветствовать их и обнюхать маленького Аякса.
– Эта кобыла для тебя, – сказал Пол, показывая на молочно-белую лошадку. – Она местная, с нашей конюшни, ее зовут Пусс. – Так на местном жаргоне называли зайца. – А вот эта гнедая лошадка – для твоей служанки.
– Помилосердствуйте, мастер, я никогда не ездила верхом, только в парке, – испугалась Одри, глядя на смирное животное, как будто это был оседланный тигр.
Мэтью широко улыбнулся.
– Не беспокойся, девочка, я покажу тебе все, что нужно знать, – успокоил он.