– Кузен Джеймс, я очень благодарна вам и всегда буду относиться к вам с любовью и уважением, но сейчас я должна ответить отказом. Я не могу выйти за вас, только не сейчас.
Джеймс долго и пристально смотрел на нее, как бы запечатлевая в своем сознании ее образ, вздохнул, поднес к губам ее руку и поцеловал.
– Простите меня, я желаю вам счастья, кузина, если только я смогу что-то сделать для вас...
– Благодарю вас. Я буду помнить об этом, – ответила Нанетта. Он еще помедлил, и Нанетта решила, что он уже хочет поцеловать ее, но он только улыбнулся и сказал:
– Да благословит вас Господь.
Нанетта проводила его глазами, пока он не скрылся в доме, и пошла дальше. Аякс ковылял позади нее. Она все еще размышляла над тем, правильно ли она поступила, и ей захотелось помолиться. Ей хотелось бы оказаться в часовне, где так покойно, что слышен даже шепоток собственного сердца. Ей хотелось домой, но как долго еще сможет она называть Морлэнд домом?
...Какое же сердце не чувствует прилива счастья при наступлении весны? Весна – это конец долгой зимы, это снова свежее мясо и овощи после длинных месяцев солонины и сушеных бобов; это свежий воздух после спертой атмосферы закрытых на зиму комнат, где всегда душно, хотя и не слишком тепло. Это теплый ветерок, обдувающий побледневшие лица и согревающий покрытую следами обморожений кожу. Снова можно ходить повсюду и наслаждаться твердой почвой под ногами, после того как месяцами месишь грязь и снег, если не хочешь сидеть взаперти. Появляются первые ростки травы, почки на деревьях, подснежники – символы красоты обновленного мира, все сильнее дающего знать о себе под блеклыми голубыми небесами, а в Йоркшире это, прежде всего, появление приплода у овец, который усыпает склоны холмов, подобно хлопьям снега.
Нанетта тоже чувствовала себя счастливой, на что уже не надеялась. Весной 1541-го ей исполнилось тридцать три года, и образ ее жизни устоялся, как она полагала, раз и навсегда. Она сидела у окна в горнице, вышивая покрывало для алтаря, который должен быть готов к Пасхе – наиболее почитаемому христианскому празднику, и она вышивала его самыми любимыми узорами, символизирующими священную тайну смерти и возрождения природы. Символизирующие пасху цвета – золотой, пурпурный и белый – напоминали ей пасхальные цветы, крокусы.
С ней сидела ее младшая сестра, Джейн, в свои двадцать восемь лет уже матрона, как это ни казалось поразительным. Она слегка поправилась, но оставалась прелестной, а ее одежда была сшита по последней моде. Джейн обладала талантом перелицовывать старые платья, и ей всегда удавалась одеваться так, что никто не узнавал в новых туалетах ее старые костюмы. Она работала над одним концом гобелена, а близнецы Елизавета и Рут – над другим. Это полотно было предназначено для спальни Елизаветы, которую она на следующую зиму должна разделить с Робертом. Близняшкам было уже пятнадцать, и их манеры и поведение улучшились с момента приезда в Морлэнд. Однако шитье им до сих пор не нравилось. Нанетта с улыбкой следила, как они корпят над гобеленом. У Рут еще хватало терпения, чтобы справиться с какой-нибудь трудностью, но Елизавета была слишком нетерпелива, она сражалась с иглой и ниткой так, словно они были живыми существами, и довольно капризными. Если бы Джейн не приходила им на помощь, то Нанетта усомнилась бы в том, что работа будет готова к свадьбе хотя бы наполовину.