– Я с вами, – ответил он.
Собрать народ оказалось нетрудно – северяне не слишком охотно платили налоги королю-южанину, к тому же Генриха VII особенно ненавидели. Уже два года подряд на сборщиков налогов нападали, и собранные средства возвращались к прежним хозяевам.
Перси со своими людьми и слугами выступил на юг, чтобы разогнать толпу и покончить с теми, кто поднял восстание против Тюдора и его налоговой политики. Армии встретились у Топклиффа, около Терска.
Это было странное зрелище – сначала все вопили, потрясали оружием, но, когда Перси лично выехал в небольшой коридор, разделявший противников, все стихло. Возможно, он решил, что это его персона послужила причиной почтительного молчания, и если так, то это была его последняя земная радость. Вокруг не было никого, кто бы не предвидел, что произойдет дальше. От обеих армий отделились две небольшие группы, одна из йоркширцев, а другая – из личных телохранителей самого лорда, и мягко, почти нежно сомкнулись вокруг восседавшего на коне Перси. Чья-то рука ухватилась за поводья, конь вздрогнул и фыркнул, втягивая ноздрями воздух. Перси тоже почувствовал, что какая-то тревога носится в воздухе, и боязливо посмотрел вниз, на круг из лиц и холодных глаз.
Старый Лис, как они называли его, был тощ, рыж и покрыт шрамами – никто не мог заподозрить его в отсутствии мужества: трус просто не продержался бы долго на посту лорда пограничья. Но сейчас в целеустремленности окружавших его людей было нечто, от чего леденило кровь.
– Что такое? – спросил он. – Что происходит?
– Вам лучше спешиться, лорд, – произнес кто-то за его спиной.
Это был управляющий его имением, поступивший к нему на службу еще мальчишкой. Перси посмотрел в его глаза и прочел свой смертный приговор – умолять о пощаде было бы бесполезно. Дрожа, он спешился. Нежный ветер, несущий с юга запахи весны, промчался над полем, развевая волосы людей и гривы лошадей. Армии молчали, как толпа прихожан, а между ними стояло кольцо людей, в котором оказался белый конь и знатный лорд. В этот момент никто уже не ощущал гнева, ненависти, радости мщения – осталось только чувство печали, почти жалости. В последний миг Перси начал корить своих людей, взывать к их чувству долга, но ответом было молчание, и это молчание напомнило ему о том, что он сам нарушил клятву верности. И тут его вновь охватила гордость.
– Тогда разите спереди, – надменно объявил он, – сзади меня еще никто не ранил.
Он холодно обвел взглядом противников, надеясь встретить в чьих-нибудь глазах жалость, и наткнулся на человека с обнаженным мечом в руках. Другие тоже держали мечи, но этот привлек внимание Перси своим взглядом. Воин был высокий и красивый, с бородой, лет тридцати пяти и в простой одежде.