Наконец ее глаза встретились с глазами суженого, и она тут же поняла, почему Эйрик не стал вмешиваться и защищать ее. Хотя он и сидел в небрежной позе, откинувшись на спинку высокого стула и праздно барабаня пальцами по столу, его стиснутая челюсть и жесткий блеск в глазах свидетельствовали о слепой ярости. Идит слегка затрепетала, но стоически заставила себя подняться по ступенькам на помост. Ох, Святая Матерь.
— Прошу тебя, прости мое опоздание, — заявила Идит, собрав все свое самообладание, когда наконец встала перед ним. — Я страдала от желудочных колик, не очень сильных, милорд.
Он лениво поглядел на нее сквозь прищуренные глаза, даже не трудясь подняться, затем процедил сквозь зубы такое ругательство, на какое не решились бы в ее присутствии даже неотесанные купцы.
Она застыла.
— Ты возвышаешься в своих глазах, когда унижаешь обрученную с тобой женщину по примеру своей свиты? — язвительно поинтересовалась она и с отвращением махнула рукой на нижнюю часть зала, где рыцари открыто пожирали их глазами, по-прежнему выкрикивали какие-то непристойности или просто жужжали, изображая пчел. — Временами я могу говорить слишком откровенно, но к такому грубому обращению вовсе не привыкла.
«По крайней мере, не в последнее время. Тем более что я редко покидаю свой замок».
— А что ты скажешь о своем поведении? Как ты обращаешься со мной и с рыцарями, верными моему штандарту? Презрение к человеку, с которым ты обручилась, говорит само за себя уже в твоем отказе присоединиться к нашим тостам. — Он пожал плечами. — Ты вынудила нас пить одних.
Он поднял кубок и залпом опустошил его содержимое, и Идит поняла, что он, несомненно, опрокидывал его уже с десяток раз, дожидаясь ее появления.
О Господи! Ей и с трезвым Эйриком было предостаточно хлопот.
Она посмотрела на Вилфрида, который сидел рядом со своим господином и с сожалением глядел на него. Идит пристыженно наклонила голову, представив себе, каково ему было ощущать себя униженным перед всеми. Она вовсе и не собиралась оскорблять Эйрика на глазах его свиты. Просто опасалась, что он разоблачит ее обман. А в его теперешнем состоянии, казалось, для него все едино — что свернуть ей шею, как цыпленку, что жениться на ней.
— Ты даже не соизволила одеться ради такого события поприличней, — упрекнул Эйрик, с отвращением обводя взглядом ее наряд.
Сам он помылся и подровнял усы. На нем была черная рубаха и туника, немного поношенная, но сверкающая золотым шитьем по краю и перехваченная в талии поясом из тонких золотых звеньев. Вероятно, он не такой уж нищий, как ей первоначально показалось. Она взглянула на себя и против воли застыдилась, что рядом с Эйриком так ужасно выглядит.