К еще большему раздражению Тристана, Стивенс закивал:
– Да уж, все при ней, не сомневайтесь. Уверен, что немало джентльменов хотели бы...
– Хватит! – рявкнул Тристан, сердито глянув на Стивенса и Ривса. – Я не желаю больше слышать ни слова.
Ривс поклонился:
– Как пожелаете, милорд.
Нахмурив брови, Тристан вышел из комнаты и спустился вниз по лестнице. Тысяча чертей! Что имел в виду Стивенс, высказав предположение, что Пруденс, возможно, не будет возражать против флирта? Она была не такого рода женщиной. Он вспомнил ее в своей библиотеке: волосы распущены, губы припухли от его поцелуев... Ну что ж, возможно, она была такого рода женщиной, но только с ним, черт побери! Он глянул вниз и разозлился, обнаружив эрекцию при одном воспоминании о прикосновении к ней.
Она была его женщиной. Его – и ничьей больше, пока он не решит порвать с ней или она – с ним. И он не позволит никому обсуждать эту тему. И если какой-нибудь пьяный болван вздумает взять Пруденс на абордаж, Тристан быстренько охладит пыл наглеца, возможно, даже с помощью пистолета. Хорошо, что Стивенс упомянул о такой возможности, иначе Тристан мог бы попасть впросак, как будто его застали заснувшим у штурвала.
Он прошел по узкому коридору, в конце которого из двери библиотеки виднелся свет, как маяк на темном берегу. Всего меньше месяца назад он тихо и мирно жил здесь, и только забота о своих людях заставляла его подниматься с постели. А теперь он стал отчетливей видеть окружающий мир, появилась какая-то надежда...
Тристан остановился перед входом и взглянул вниз на свою одежду. Ткань, из которой сшит фрак, была мягче, чем его привычная одежда, хотя облегала тело плотнее. Он в сотый раз поправил галстук и, засунув палец за воротник, несколько ослабил узел, сознавая, что это привело бы в ужас Ривса.
Ему казалось, что папаша готов из своей могилы достать его. Но это ему не удастся: Тристан крепкий орешек. Он не позволит каким-то физическим неудобствам нарушить его планы. Он поможет своим людям и создаст настоящий дом для моряков, а тогда уж забудет обо всем остальном.
Ему нужно получить деньги, и тогда он освободится от участия в этой глупой комедии. И будет самим собой. А Пруденс будет принадлежать ему.
С этой мыслью он вошел в библиотеку и замер на месте. Перед камином стояла Пруденс. Она была в каком-то голубом с белым платье, но внимание его привлекло не оно.
Его внимание привлекло то, что яркое пламя камина обрисовывало контуры тела Пруденс сквозь тонкий шелк платья. Он видел соблазнительный изгиб ее бедер, линию ее длинных ног.