Не прошло и пяти минут, как он услышал голос Пруденс.
– Чем это вы тут занимались? – спросила она.
– Я? – удивился он. – Я всего лишь сказал правду. Она нахмурилась и сложила руки под грудью.
– Вы сказали доктору Барроу, что разрежете его от горла до... О чем вы только думали?
Тристан помрачнел. По правде говоря, он вообще не думал. Просто реагировал. Возможно, конечно, он несколько переусердствовал. Но будь он проклят, если признается в этом Пруденс, особенно когда она смотрит на него с таким осуждением.
– Он бестактно вел себя по отношению к вам.
– Откуда вы это взяли?
– Ниоткуда. Я видел собственными глазами.
Она снова сложила под грудью руки, отчего под платьем с глубоким декольте грудь стала еще заметнее.
– Вы видели это собственными глазами? Когда?
– Перед обедом и во время обеда. Он монополизировал ваше внимание. Этот мерзавец не давал мне и слова вставить!
Тяжело дыша, она закрыла глаза. Тристан встревожился:
– Пруденс! С тобой все в порядке?
– Нет. У меня болит голова, и я хочу домой.
– Вот и хорошо! – обрадовался Тристан, но, увидев ее возмущенный взгляд, торопливо добавил: – Пойду возьму твой плащ.
Они извинились и отбыли – к удовольствию Тристана и к явному облегчению хозяина. Пруденс была напряжена и расстроена, и Тристан мог лишь надеяться, что причиной тому – головная боль.
В экипаже царило молчание. Пруденс, сердито поджав губы, упрямо смотрела в окошко. Тристан наблюдал за ней со своего места в углу. Наверное, ему не следовало принимать столь жесткие меры. Но трудно было удержаться. Доктор чуть не лапал Пруденс. Все остальные, он мог поклясться Нептуном, тоже испытывали его терпение. Тристан был всего лишь человеком, и его терпение было небеспредельным.
Одним словом, если исходить из того, что он мог бы сделать, но не сделал, можно было считать, что с ситуацией он вполне справился.
Пруденс взглянула на него.
– Просто не верится, что ты угрожал бедному доктору Барроу.
– Может быть, тебе невдомек, но этот сукин сын хочет переспать с тобой.
Она покраснела.
– Мы просто разговаривали. Он довольно часто бывает у нас в доме и обожает стряпню миссис Филдингс.
Тристан сложил на груди руки.
– Это не все, что он обожает. Он суетится вокруг тебя, с вожделением пялится на тебя. Я никогда не видывал подобного поведения...
– Не видывал? Во всех тавернах, во всех борделях, куда ты частенько захаживаешь, тебе не приходилось видеть столь непристойного поведения?
– Я не хотел бы, чтобы мое поведение сравнивали с поведением завсегдатая борделя, – сердито заявил Тристан и замолчал. Боже милосердный, неужели это говорит он? Откуда такое высокомерие? Что с ним случилось?