– Орден тамплиеров был основан вскоре после начала первого крестового похода, – говорил Квентин, при этом стараясь не смотреть в лицо приемному сыну. – Тамплиеры быстро завоевывают себе репутацию бесстрашных воинов Господа…
А затем случилось странное: хотя Давид все еще был вне себя от обиды и разочарования, слова монаха захватили его настолько, будто он всю свою жизнь только того и ждал, чтобы это узнать. Он почему-то услышал гремящий стук копыт могучих боевых коней, на которых крестоносцы мчались по впечатляющей первозданной местности. Он видел огромное облако пыли, которое почти поглотило их маленькую армию, так что различить теперь можно было одни только неясные очертания фигур. Он вдруг оказался в гуще кровавой битвы, где воины в распахнутых белых плащах с сияющими алыми крестами боролись с другими воинами, которые ожесточенно защищались от упорно наседавших на них тамплиеров, размахивая покрытыми кровью клинками, тяжелыми палицами с шипами и боевыми топорами. От борющихся пахло кровью и потом. Давид заглядывал в глаза тех, у кого уже не было времени понять, что они проиграли, потому что они были мертвы еще прежде, чем смогли это осознать.
Картина пропала, рассеялась, сменившись другой. Давид увидел великолепного белого боевого коня, чью красоту не портили ни пыль, ни грязь, ни пот на шкуре. Но еще более сильное впечатление, чем благородное животное, на него произвел восседавший на нем всадник: широкоплечий человек довольно высокого роста, после долгой скачки и многих боев такой лее грязный и потный, как его конь, тем не менее поражал гордостью и грацией, с которой сидел в седле своей галопирующей лошади. На нем также был белый плащ тамплиера. В ножнах на его поясе болтался роскошный, украшенный орнаментом и драгоценными каменьями меч, в рукоятку которого был вделан клинчатый восьмиугольный крест – его Давид знал из своих снов. С бешеной скоростью жеребец со всадником помчался по узкой улице, которую окаймляли плоские постройки. Люди, находившиеся на этой улице, поспешно убирались с дороги и укрывались в безопасном пространстве между невзрачными домами.
– После завоевания Иерусалима девять рыцарей девять лет ведут раскопки под Храмовой горой, – прорвался откуда-то из далекой дали голос Квентина, словно сопровождая пояснениями то, что Давид видел своим внутренним оком, – и они полагают, что нашли…
Рыцарь исчез, как до него исчезла картина борющегося против сарацин отряда тамплиеров, и картина изменилась: вместо светлого дневного Иерусалима юноша увидел темные катакомбы, освещенные призрачным светом факелов.