— Йомфру Кристин, когда пес отдает пса, это скорей говорит о любви, чем о покорности.
— Господин Аудун, я понимаю, что в один прекрасный день, — если только я доживу до него, — мне придется лечь на супружеское ложе. Случается, что в одинокие ночи, — присутствие йомфру Лив не избавляет меня от чувства одиночества, — я лежу без сна, размышляю и стараюсь вообразить себе то, что считается главным долгом жены, хотя и не всегда приносит ей радость. Моя мать, королева, внушила мне, что умная жена должна одаривать мужа своими дарами с жаром, но не слишком часто. Это мудрое правило помогло ей направлять руку своего мужа по своему желанию. Но любви ей это не принесло.
— Йомфру Кристин, я часто думал, и прости, что я делюсь с тобой своими мыслями: Если бы Господь Всемогущий сделал меня лет на двадцать моложе, чем я есть…
— Господин Аудун, возраст не имеет значения между друзьями, но хорошо бы Господь Всемогущий научил тебя скрывать свои дурные стороны, а меня — хорошие. Ты не святой человек, я тоже никогда не стану святой женщиной. Нынче ночью, господин Аудун, лицо моего отца сливается с твоим, и я люблю вас обоих, моих стражей, вы оба владеете моим сердцем больше, чем им будет владеть тот, которому когда-нибудь достанется в собственность мое тело.
***
Братья Эдвин и Серк из Рьодара в Мёре были ополченцами и направлялись в Бьёргюн, чтобы присоединиться там к войску ярла Эрлинга. Обычно в это время года ополчения не созывали. Можно было догадаться, что ярл загодя собирает войско, которое могло бы пустить кровь разрозненным отрядам берестеников. Оба они не хотели вступать в войско ярла, но говорили:
— А что мы можем поделать? Желания такого у нас нет, но голова дороже, а ярлу Эрлингу, чтобы сохранить свою, нужны чужие.
Братья были похожи, как два топора, выкованные в одной кузнице, но вид у них был безобидный. Они ничего толком не знали ни о ярле Эрлинге, ни о его сыне конунге Магнусе. Конунг помазан на престол церковью, этого достаточно, чтобы служить ему. Ярл — человек умный, сообразительный и самый могущественный в стране. Братья не были бунтовщиками. Они были готовы выполнить то, что им прикажут, — убивать людей или резать овец, — и потом отправиться домой. У обоих были жены, и они хотели вернуться к ним. Может, они и станут искать утешения у других женщин там, куда их закинет судьба, но ведь это дозволено любому мужчине. Они были богобоязненны, но тоже в определенных пределах. Общение с братьями не доставляло особой радости, и, расставаясь с ними, люди испытывали удовлетворение, словно отсидели долгую церковную службу.