– Вы прятались на галерее менестрелей, – торопливо подсказала я, – и услышали чей-то разговор.
Она кивнула, широко раскрыв глаза, потом быстро оглянулась, словно ожидая увидеть кого-то у себя за спиной.
– Речь шла обо мне?
Она снова кивнула и потрясла головой.
– Боюсь, в этом году нам не придется украшать дом к Рождеству. Из-за Габриеля, понимаешь? Несколько веточек остролиста – и все…
Внутри у меня все кипело, но я сознавала, что не должна спугнуть ее. Старушка, очевидно, подслушала нечто, не предназначавшееся для моих ушей, и ни за что мне не расскажет, если поймет, что я пытаюсь выведать ее секрет. Надо пуститься на хитрость, иначе я ничего не узнаю.
Взяв себя в руки, я небрежно произнесла:
– Не расстраивайтесь, зато в будущем году...
– Кто знает, что случится с нами до будущего Рождества... Со мной... с тобой...
– Скорее всего, я буду жить здесь со своим ребенком. Если это будет мальчик, семья захочет, чтобы он воспитывался в этом доме, так ведь?
– Они могут отнять его у тебя. Они могут отправить тебя...
Я сделала вид, что пропустила последнюю фразу мимо ушей.
– Но я не соглашусь расстаться со своим ребенком, тетя Сара. Кто может разлучить дитя с матерью?
– Могут... если доктор решит.
Я взяла крестильную рубашечку и стала с притворным интересом рассматривать ее, но с ужасом обнаружила, что руки у меня дрожат и тетя Сара может это заметить.
– Что, доктор так и сказал?
– Ну да. Он разговаривал с Рут. Сказал, что на это придется пойти, если твое состояние ухудшится, и что лучше сделать это до рождения ребенка.
– А вы были на галерее менестрелей?
– Они стояли в холле и меня не видели.
– Доктор сказал, что я больна?
– Он называл это «душевным расстройством» и говорил, что в таком состоянии люди часто страдают галлюцинациями и совершают странные поступки, а потом обвиняют других. По его словам, это мания преследования или что-то в этом роде.
– Понятно... Значит, он считает меня сумасшедшей? Ее губы задрожали.
– О, Кэтрин, – прошептала она, – ты мне так нравишься! Я не хочу, чтобы ты уехала. Не хочу, чтобы тебя отправили в Ворствистл...
Это слово прозвучало похоронным звоном – колоколом на моих собственных похоронах. Если я не буду очень осторожна, они похоронят меня заживо.
Я не могла ни минуты больше оставаться в этой комнате.
– Извините, тетя Сара, но в это время мне положено отдыхать. Не возражаете, если я вас оставлю?
Не ожидая ответа, я нагнулась, поцеловала ее и размеренным шагом вышла из комнаты. Оказавшись в коридоре, я опрометью побежала к себе, влетела в спальню, захлопнула дверь и прижалась к ней спиной. Я казалась себе зверем, загнанным в клетку, дверца которой готова вот-вот захлопнуться. Я должна успеть выскочить. Но как?