– Он значительно старше вас.
– Четырнадцать лет... почти вдвое старше.
– Но я полагаю, что, когда вы станете старше, эта разница не покажется вам столь уж значительной.
– Возможно, но папа все равно потом передумал. Как вы думаете, мадемуазель, почему? Ведь вы все знаете.
– Уверяю вас, что я ничего не знаю о планах вашего отца. Я вообще ничего не знаю о вашем отце! – Темперамент, с которым я произнесла эти слова, удивил меня саму.
– Так вы, оказывается, не все знаете? Тогда я вам кое-что скажу. Филипп очень разозлился, когда узнал, что папа передумал и не выдаст меня за него замуж.
Она вскинула голову и самодовольно улыбнулась, вызвав у меня желание сказать что-нибудь против.
– Возможно, он не знал вас слишком хорошо.
Это вызвало у Женевьевы смех.
– Нет, в действительности это не имеет ко мне никакого отношения, – сказала она. – Ведь я просто дочь своего отца. Просто когда мама... когда она умерла, папа изменил свое решение. Он тогда многое что изменил. Мне кажется, ему хотелось уязвить Филиппа.
– А почему?
– Ну... чтобы позабавиться. Он ненавидит людей.
– Я уверена, что это не так. Люди не могут ненавидеть просто так, без всяких причин.
– Но мой отец не такой, как все. – Она произнесла это даже с гордостью. Ее голос почти вибрировал от ненависти бессознательной, какой-то странной ненависти, переплетенной с нотками уважения.
– Мы все разные, – быстро отреагировала я.
Женевьева нервически засмеялась, как смеялась всегда, когда речь заходила о ее отце.
– Он ненавидит меня. А я, знаете ли, очень похожа на маму. И я напоминаю ему о ней.
– Вы наслушались слишком много сплетен и слухов.
– Будто вы их не наслушались!
– Слушать сплетни и слухи – не самое приятное времяпрепровождение.
Это снова ее рассмешило:
– Но я должна сказать, мадемуазель, что и вы тоже не всегда проводите время наилучшим образом.
Я почувствовала, как вспыхнули мои щеки: не очень-то приятно, когда тебе колют правдой в глаза. А Женевьева тем временем продолжала:
– И вы любите собирать сплетни, мадемуазель. Не сердитесь. Вы мне этим очень нравитесь. Я бы не могла вынести, если бы вы были действительно такой хорошей и правильной, какой хотите казаться.
– Почему вы никогда не можете говорить со своим отцом спокойно, не выказывая страха? – спросила я.
– Но все его боятся.
– Неправда, я не боюсь.
– Действительно, мадемуазель?
– А почему я должна его бояться? Если ему не нравится моя работа, он может сказать мне об этом. Тогда я уеду и больше никогда с ним не встречусь.
– Да, возможно. А моя мама боялась его... ужасно боялась.
– Она вам об этом говорила?