Гревилли пытались развеселить меня, у них, как когда-то в моем доме, стояли маленькие елочки для всех членов семьи.
Энтони тоже был дома, и когда он начинал говорить, родители поспешно умолкали, это меня удивляло и трогало. Мы играли в игры-угадалки, в игры с бумагой и карандашом, в которых Энтони не было равных.
Мы приятно провели время, и, провожая меня домой, Энтони сказал довольно застенчиво, что он надеется, что я буду посещать его родителей.
– А вы хотели бы этого?
Он утвердительно кивнул.
– Ну тогда они тоже захотят меня видеть, потому что всегда делают то, что вы хотите.
Он улыбнулся. У него был тонкий ум, с ним было очень приятно, но он не пробуждал во мне никаких чувств по сравнению с Зигфридом, а я не могла теперь не сравнивать с ним других мужчин. На месте Зигфрида, встретив в тумане девушку, Энтони немедленно доставил бы ее домой или к своей матери, и той не пришлось бы предупреждать девушку и играть роль ангела-хранителя. Для меня было большим удовольствием посещать Гревиллей и видеться с ними и их сыном, но желание снова очутиться в охотничьем домике, сидеть напротив моего порочного барона было таким сильным, что причиняло иногда мне чисто физическую боль.
Визиты к Гревиллям продолжались, затем приехали Клисы, и я узнала, что после уплаты долгов у меня осталось чистыми пятьсот фунтов.
Сбережения на черный день, – сказала тетя Каролина, – но если их вложить в доходное Дело, можно извлечь небольшую прибыль, которая позволит тебе вести безбедную жизнь.
Под их опекой мне предстояло стать хорошей домохозяйкой – искусство, в котором, по мнению тетушек, я была совершенно не искушена. Я потеряла покой.
Передо мной возникла перспектива – жить, как прожили мои тети: учиться вести домашнее хозяйство; кричать на Элен, требуя покорности; выстраивать ряды джемов, консервов и желе в хронологическом порядке, приклеивая этикетки с надписями: желе из черной смородины, малиновый джем, апельсиновый мармелад 1859, 1860 годов.
Со временем я должна была превратиться в образцовую хозяйку, в доме которой не увидишь и пылинки на перилах, с зеркальной чистоты столами; должна была делать свой собственный воск и скипидар для натирки мебели и полов; солить свинину, собирать черную смородину для желе и размышлять над качеством имбирного пива.
А где-то в мире Зигфрид продолжал бы свои приключения, и если бы мы встретились вновь после многих рядов банок в кладовке, он, должно быть, не узнал бы меня, но я всегда узнала бы его.
Я находила убежище в доме Гревиллей, где меня всегда ждали, и иногда появлялся Энтони, с кем можно было поговорить о прошлом. Энтони был так же помешан на прошлом, как я – на сосновых лесах. Мне нравилось узнавать от Энтони его мнение о значении замужества королевы, о принце-консорте, вытеснившем с политической сцены лорда Мельбурна, его вкладе в благосостояние страны, об огромной выставке в Гайд-парке, которую Энтони описывал так ярко, что я видела Хрустальный дворец и маленькую королеву и ее мужа. Он рассказывал о Крымской войне и великом Палмерстоне и о том, как наша страна превращалась в могущественную империю.