– Феликс, перестань, ради Бога, ты меня в краску вогнал!
– Нет уж, ты выслушай! Я тогда твою трешку растянул на все десять дней – утром чай с куском ситного хлеба, днем обед в трактире – щи, каша с мясной подливой, вечером снова чай и пара пирогов. Это ведь уже не голод! Я просто ожил... Митя, я так и не смог вернуть тебе тогда ту трешку, но это не значит, что я забыл про свой долг. Я теперь всю жизнь буду перед тобой в долгу.
После этой исповеди Феликс молча встал и, прихватив свечу, отправился в свою комнату.
А Колычев остался сидеть у окна, мучаясь поздним раскаянием. Как он мог так равнодушно относиться к окружающим его людям! Велика важность – раз в кои веки трешку от щедрот своих подкинул... Его приятель чуть ли не с голоду умирал рядом с ним, а Дмитрий ничего не сделал, чтобы помочь.
Правда, и сам он тоже не мог рассчитывать на большие деньги, присланные из дома – мать Дмитрия умерла, когда он учился на втором курсе. Но он к тому времени успел обзавестись связями в редакциях, издательствах, адвокатских конторах Петербурга и всегда ухитрялся подрабатывать какие-то деньги, небольшие, но вполне достаточные, чтобы вопрос о куске хлеба или рваных башмаках перед ним не вставал.
И для него не составило бы особого труда помочь Феликсу достать где-нибудь корректуру, переводы, переписку или еще что-нибудь из того, что охотно поручают студентам. И бедняге не пришлось бы голодать, скрывая это от всех по своей болезненной гордости...
– Нет, Феликс, оказывается, это я перед тобой в неоплатном долгу, – прошептал Колычев, глядя в темноту сада.
Может быть, он еще долго предавался бы горьким воспоминаниям и размышлениям, но его отвлек быстрый, нервный стук в дверь. В комнату снова ворвался Феликс.
– Митя, это какой-то кошмар! Слава Богу, что я взял с собой свечу!
– Что случилось? – удивился Колычев.
– Я пошел в свою спальню и только-только собрался раздеться и лечь, как увидел, что в моей постели кто-то лежит!
– Феликс, неужто тебе подкинули труп? – усмехнулся Дмитрий. – Ну что ж, это по моей части!
– Слушай, служба судебным следователем совершенно испортила твое воображение, и шутки такие я нахожу безвкусными. «Труп» тихонько сопел, разметав по подушке кудри. Эта мерзавка Ирэн прокралась в мою комнату! Уверен, что и матушка ее сидит где-нибудь в засаде поблизости. Рассчитывали, что я приду без свечи и наивно улягусь на свое огромное княжеское ложе, не заметив, что с другого края кто-то притаился. Надо сказать, что субтильную барышню почти не было заметно под одеялами, если бы не торчащие из под них пряди волос. Боже, как подумаю, чего я избежал – мне достаточно было приблизиться к постели в полуодетом виде, чтобы мерзкая гарпия мадам Старынкевич ворвалась ко мне в спальню с криками, что она застала нас в недвусмысленном положении, что ее дочь обесчещена и теперь я обязан жениться на бедняжке, иначе она погибнет! Начались бы слезы, истерики, моя маман со слугами явилась бы на место происшествия... Уверен, что дамы Старынкевич решились на громкий скандал, чтобы ускорить претворение своих планов в жизнь. Какое счастье, что мне удалось вовремя спастись бегством!