– Она вломилась в дом? Господи, что за наглая баба!
– Мягко сказано. – Девеллин начал быстро трезветь и очень сопротивлялся такому чуду.
– И что же ты сделал, когда поймал ее?
– Тебе лучше не знать, – ответил маркиз. – Налей мне, пожалуйста. И выпей сам, если для тебя не слишком рано.
– Конечно, рано, – сказал Аласдэр, подходя к графину. – Даже для меня.
– Значит, твоя голова не болит так, словно тебе раскроили череп, – ответил маркиз. – Иначе ты радовался бы всему, что успокоит боль.
– Просто расскажи мне, что случилось, – приказал Аласдэр, наполняя бокал.
Девеллин с большой осторожностью снова откинул голову на спинку кресла.
– Я не совсем уверен… – сказал он, дожидаясь, пока спальня перестанет кружиться, – но думаю… если честно, я ударился о спинку кровати.
– Боже мой, Дев! Что ты делал?
– Помнишь трех французских девиц?
– О Господи! – простонал Аласдэр. – И она… тебе позволила?
– Большой торговли не было.
– Господи Иисусе!
Пожав плечами, Девеллин взял шелковую сумку, лежащую рядом с пепельницей, и достал оттуда маленький серебряный молоток.
– Есть другая вероятность. – Он повертел его в руках, изучая странно вырезанный боек. – Она ударила меня этим. Так считает Фентон.
– Ты сказал ему про Черного Ангела?
– Не вижу необходимости всех просвещать. Я сказал, что это был вор. Фентон обнаружил на ковре сумку и молоток. Что-то вроде инструмента взломщика. Но я не верю, что меня стукнула она. Во всяком случае, не этим.
Аласдэр забрал у него молоток и сунул в шелковую сумку.
– Дев, – задумчиво произнес он, – вероятно, мне следует разыскать Сиска?
– Не беспокойся. Он теперь не нужен. Руби, все принесла.
– У тебя галлюцинации. Ее зовут не Руби. Полагаю, нам лучше позвать доктора, чтобы он взглянул на твою шишку.
– Я в твердом уме и памяти, Аласдэр, – сказал маркиз, сунув руку в карман халата. – Утром я проснулся и увидел свои вещи на туалетном столе. – Он ловко открыл медальон с миниатюрным портретом Грега.
– Дьявол побери! – воскликнул Аласдэр и вскочил с места. – Тенби должен это узнать.
Но маркиз схватил друга за воротник сюртука и заставил сесть.
– Ни слова, – грозно приказал он. – Ни писка. Ни шепота, ни ликования. Ни звука, Аласдэр, если тебе дорога твоя жизнь!
Тот сбросил его руку.
– Попробуй, Дев. Но я знаю, что ты всегда стреляешь, чтобы ранить.
– На этот раз я сделаю исключение.
– Почему? Какое значение имеет Тенби?
– Это личное.
– А наш вчерашний обед был тоже личным? – вызывающе осведомился Аласдэр. – Не могу понять, Дев, кем ты больше увлечен, мадам Сен-Годар или Руби Блэк?
Даже в пьяном состоянии Девеллина почему-то странно поразило утверждение друга. Ему было невыносимо слышать эти два имени вместе. Сидони – это свет. Руби – тьма. Она видела черную сторону мужчины. Она, словно дикое животное, чующее опасность, сумела почувствовать его жажду и отчаяние. Девеллин надеялся, что теперь, получив наконец эту женщину, он сможет забыть ее раз и навсегда.