Думается, что неопределенность в мире ускоряет возникновение определенных отношений между мужчиной и женщиной, во всяком случае, так это происходило со мной и Джеймсом.
Заботился о Бренте его денщик Джо Гаммерс, который делал всю домашнюю работу и готовил. Он был уроженцем Лондона. Кокни. Вечно ухмылялся и выразительно подмигивал, давая понять, что он шутит, а это случалось часто. Хотя гораздо больше, чем шутки Джо, меня забавляла его трогательная преданность Джеймсу.
Дом был маленький: две спальные комнаты и ванная на втором этаже, и две комнаты и кухня на первом. Обстановка самая скромная – по-видимому, до войны дом служил дачей. Выглядел он в общем невзрачно, но при доме был прекрасный сад, спускающийся к реке, откуда можно было видеть древний мост, соединявший оба Полдауна – Западный и Восточный. И еще здесь можно было найти уединение. Пышно цвели рододендроны, азалии и другие цветы, названия которых мне даже неведомы. Я влюбилась в это место.
Я каждую свободную минуту старалась вырваться в Полдаун, брала автомобиль и заезжала в Риверсайд-коттедж, чтобы увидеть Джо, который снабжал меня информацией о своем начальнике.
– Джентльмена нет дома, мисс. Я скажу, что вы заходили. Это обрадует его. Как живете, мисс? Сегодня я просто уходился…
Я привыкла к его сленгу и хорошо понимала его, когда он рассказывал о себе и о жене, дом которой в Бау разбомбили немцы.
– Упал потолок в кухне. Жуткая картина! Надо было потрудиться, чтобы очистить помещение. Она сказала: «Наверное, Гитлер думает, что я у него в прислугах. Жаль, что нельзя заставить его убрать дом!»
Рассказы Джо всегда сопровождались подмигиванием и взрывами хохота, к чему я тоже привыкла. И как-то легко на сердце становилось после разговора с ним.
Да, радостными были для меня те дни. Утренние часы я проводила с Тристаном и затем уже уходила к Джерминам, а когда я после возвращения сидела с детьми и читала им что-нибудь, нянюшка Крэбтри просто таяла от счастья. По всей вероятности, она считала, что истинная мать так и должна вести себя, а не крутить любовь и убегать с иностранцами. Ведь она никогда не верила в басню про потерю памяти.
«Потеря памяти, черт возьми! – говорила она. – Дорабелла не из тех, кто теряет память. Нет, она во что-то ввязалась».
Виолетта как-то сказала, что нянюшке надо рассказать всю правду. «Она будет потрясена, но простит тебя, да и в любом случае, нянюшка не успокоится, пока не разузнает все до конца».
После многих встреч с Симоной у меня сложилось впечатление, что она совсем не та спокойная невинная девушка, приехавшая в Англию, чтобы сражаться за свободу своей страны.