Она понимала, что их разговор никто не должен слышать, и поэтому они ехали молча, а конюх герцога следовал за ними. Леона могла легко предположить, что сейчас он размышляет о том, как сильно его накажут за происходящее.
Они подъехали к замку, и, еще прежде чем слуги лорда успели подбежать к Леоне, чтобы помочь ей сойти с лошади, лорд Стрэткарн уже стоял рядом, протягивая руку.
Он опустил ее на землю, и она вдруг почувствовала, как дрожь пробежала по телу, когда он прикасался к ней. Сейчас ей хотелось, чтобы он поднял ее и внес на руках в замок, как это было не так давно.
Но вместо этого они вместе поднялись по лестнице и вошли в комнату, окна которой выходили на озеро.
Леона подошла к окну.
— Оно еще красивее, чем в моих воспоминаниях.
— И вы тоже! — тихо сказал лорд Стрэткарн.
— Вам… действительно так кажется? — спросила Леона.
— Да, я так думаю, — ответил он с улыбкой.
— Я очень рада. Мне так хотелось… чтобы вы… увидели меня в новой одежде.
Лорд Стрэткарн посмотрел на ее шляпку и на модный костюм для верховой езды так, будто заметил их впервые.
— Они новые? — спросил он. — Ваше лицо так прекрасно, что совершенно невозможно заметить что-нибудь еще.
Она почувствовала дрожь в теле и повернулась к озеру.
— Итак, у вас новый наряд! — медленно проговорил лорд Стрэткарн, как будто ее слова только что дошли до его сознания. — Это подарок?
— Да… Его светлость… подарил все это мне.
Девушка уже пожалела, что затронула в разговоре эту тему, но каждый раз, надевая новое платье, она мечтала, чтобы он увидел, как она красива.
Лорд Стрэткарн отошел от нее и остановился в другом конце комнаты.
— Вы счастливы в замке Арднесс?
— Я… должна была бы. Герцог… так добр ко мне.
— Я спросил вас не об этом.
— Я знаю, — ответила Леона, — но мне не хочется быть неблагодарной и жаловаться. Его светлость дал мне так много, и у меня есть все, чего могла бы желать молодая девушка.
— Тогда что же не так?
Секунду поколебавшись, Леона справилась с волнением и сказала:
— Когда я покидала… ваш замок… я видела… как во владениях герцога… насильно выселяли людей!
Сказав это, она не смела поднять на него глаз, потому что чувствовала, что гнев, который он испытает, отразится и на ней самой.
Но его голос прозвучал на удивление бесстрастно.
— Это имеет для вас какое-то значение?
— Разве можно… остаться равнодушной… к таким ужасным, оскорбительным… совершенно бесчеловечным поступкам? Об этом трудно вспоминать… без слез, — ответила Леона.
Она говорила так взволнованно, что, казалось, стены в комнате задрожали от ее слов.
— Вы разговаривали с ним об этом?