Не дождавшись позволения, Леона подошла к ближайшему дивану и села.
Она чувствовала себя так, будто потолок обрушился ей на голову, а с пола поднялась темнота, чтобы поглотить ее.
Это не может быть правдой!
Все, что сказал герцог, должно быть, ложь, однако лорд Стрэткарн ни разу не заговаривал о женитьбе.
Он говорил, что любит ее. Он забрал ее сердце и сделал его своим, но он ни разу не просил ее стать его женой.
Теперь все стало понятно. Теперь она знала, почему он говорил о том, что ей следует беречь репутацию.
Действительно, что может быть более предосудительным, чем то, что сделала она: оставалась наедине с женатым мужчиной, полюбила его всем сердцем, отдала ему свои губы, свою душу, а он принадлежит кому-то еще?
От переживаемых эмоций она, вероятно, побледнела, потому что герцог нервно зазвонил в колокольчик. Когда в дверях появился мажордом, он приказал ему принести бренди.
Напиток принесли через несколько минут в граненом графине на серебряном подносе, на котором стояли хрустальные бокалы.
Мажордом хотел разлить бренди по бокалам, но герцог махнул на него рукой и, когда дверь за ним закрылась, сам наполовину наполнил бокал и протянул его Леоне.
— Н-нет… спасибо, — попыталась выговорить она.
— Выпейте это! — приказал он. — У вас шок.
Леона чувствовала себя слишком слабой и не могла спорить с ним, а потому взяла бокал и выпила, как велели.
Огненная жидкость обожгла ей горло, и хотя она ненавидела этот вкус, напиток привел ее мысли в порядок, и она уже больше не дрожала так сильно.
Герцог взял у нее пустой стакан и поставил на поднос.
— А теперь, Леона, я хочу поговорить с вами.
Она собиралась сказать ему, что не может ничего слушать, хотела убежать к себе в спальню, спрятать свое несчастье, остаться наедине с тем, что ее предали.
Но воля герцога была сильнее. Она подняла глаза и заставила себя прислушаться к тому, что он говорит.
— Я собирался немного подождать, — сказал он, — прежде чем беседовать с вами о моих планах относительно вашего будущего.
Леона ничего не отвечала, и он продолжил:
— Мне хотелось, чтобы вы чувствовали себя здесь, в замке, как дома. Я хотел, чтобы вы привыкли к нашему образу жизни.
— Ваша… светлость… вы очень… добры, — с трудом пробормотала Леона.
Ей было трудно говорить. В груди давила неимоверная тяжесть, словно кто-то положил туда камень.
— И мне показалось, — продолжал герцог, — что вы были здесь счастливы. Вы весьма изменились внешне с того момента, как прибыли сюда.
— Я… уже говорила вашей светлости… что очень благодарна… за подаренные мне платья, — запинаясь, говорила Леона, — и за жемчужное ожерелье.