– Дура набитая, – сказала одна из них, когда они уже собирались уходить. – Никогда не смогу понять этих девчонок. Ей еще девятнадцать только, а она уже такая упрямая. Я бы засадила его по всем статьям и еще что-нибудь от себя добавила. Не выношу женщин, которые терпят от мужчин подобное насилие, а потом еще уверяют, что любят их.
Она сказала это довольно громко – и наверняка преднамеренно, – потому что Элли все слышала. В этот момент ей ужасно захотелось закричать им в спину: «Что здесь общего с любовью?! Вы даже не знаете, что такое любовь!» Она молча смотрела вслед уходящим по коридору женщинам и плакала. «Просто я ничего не знала об этой жизни, когда вышла из автобуса на остановке Виктория-коч два с половиной года назад».
Элли здесь никого не знала, идти ей было некуда, а в кошельке лежало всего два с половиной фунта. Она держала небольшой чемоданчик, в котором было аккуратно уложено немного белья, расческа, косметичка и фотография ее с матерью, сделанная еще тогда, когда все было хорошо. Идти ей было некуда: ни друзей, ни родственников, которым можно было бы позвонить и попроситься переночевать, у нее в этом городе не было.
Она убежала слишком поспешно, да и то только лишь потому, что представилась возможность: в коридоре удалось открыть дверь, а лампу на улице вывернула маленькая хулиганка Дженни, бежавшая уже во второй раз из приюта, где ее держали, пока наводились справки о ее семье.
Когда Элли узнала, что Дженни собирается бежать этой ночью, она упросила и ее взять с собой.
– Слишком жирно будет брать еще пассажиров, – отрезала сначала Дженни. – Ты слишком «зеленая» для таких дел. Ни черта не знаешь, раньше здесь никогда не была. А я уже «залетала». Они меня пятый раз пытаются раскрутить, но все равно ни черта у них не получится. Смотаюсь в Шотландию, правда, у меня есть кое-какие дела в Лондоне.
Элли было очень интересно.
– А как ты все это сделаешь? – шепотом спросила она.
– Не задавай никаких вопросов, и я не буду тебе лгать. – Огромные удивленные глаза посмотрели ей в лицо. – Слушай, а ты вообще что тут, в приюте, делаешь? Ты же никуда не убегала, почему тебя держат взаперти? Тебе сколько лет?
– Семнадцать.
– Не может быть! Ты на семнадцать не тянешь. Я думала, что ты моя ровесница.
– А сколько тебе?
– Пятнадцать... почти. – Дженни внимательно смотрела на воспитанную, слегка испуганную девочку.
– Ты сирота?
– Мама умерла... А папа...
После этих слов Дженни произнесла такое, что Элли считала неприличным говорить вслух.
– Не позавидуешь, да? – Дженни презрительно фыркнула. – А ты зачем хочешь смотаться из этого теплого гнездышка? Там, за забором, крутая жизнь, и, если ты не знаешь, как в ней вертеться, тебе ничто не поможет.