У него радостно забилось сердце, когда увидел, что телекамера неожиданно остановилась, не завершив полного цикла. Погас красный свет индикатора. Как он и рассчитывал, оператор, следивший за мониторами, решил на время отключить систему в надежде, что она автоматически восстановится.
Пора было двигаться. Никто не мог сказать, как долго телекамера будет бездействовать. Оставалось надеяться, что безопасность обеспечивалась единой системой без подстраховки.
Карни расстался с укрытием за столбом ворот и выбежал в центр дороги перед высокими железными воротами как раз в тот момент, когда там же оказался и Уинстон.
Он споро раскатал круг нейлоновой веревки, которую прихватил с заднего сиденья «рэнджровера». В конце веревки была привязана монтировка, служившая грузом. Уинстон раскачал в воздухе импровизированную «кошку», забросил ее поверх ворот и потянул на себя, чтобы монтировка крепко зацепилась за острые штыри. Еще раз дернув за веревку, чтобы убедиться, что она выдержит испытание, Уинстон вскарабкался по ней на ворота и сполз вниз с другой стороны, цепляясь за вертикальные опоры. За ним через несколько секунд последовал Карни. Теперь оба оказались на территории поместья.
— Давай в эту сторону, — прошептал Уинстон.
Длинными скачками он побежал через большую зеленую лужайку к дому, заходя сбоку. Внезапно тишину разорвал громкий лай, звук которого стал быстро приближаться. У Карни душа ушла в пятки. Он совсем не подумал, что здесь могут оказаться и сторожевые псы. Он стал напряженно всматриваться в сторону дома и доносившегося оттуда лая и вскоре мог различить смутный силуэт громадной немецкой овчарки, которая неслась к ним по траве с бешеной скоростью.
— Не ввязывайся, я займусь собакой, — прошептал Уинстон, отстранив Карни, оказавшегося за спиной сержанта. Он опустился на колени и встал лицом к приближающейся овчарке. Когда зверюга закончила разбег и взлетела в воздух в прыжке, чтобы вцепиться ему в лицо, Уинстон вскочил на ноги и выпрямился во весь рост. Он схватил пса за передние лапы и со всей силой развел их резко в стороны. Раздался жуткий треск разрываемой плоти и костей. Собака издала короткий стон, от которого кровь застыла в жилах, и упала мертвой у ног Уинстона. Из пасти выкатилась кровавая пена.
Уинстон отступил назад. Громаду его тела сотрясали гнев и отвращение.
— Будь оно все проклято! Я люблю собак, — с неподдельным чувством вырвалось у сержанта.
— Как тебе это удалось? — не мог скрыть своего удивления Карни, с ужасом разглядывая мертвую овчарку.
— В их строении заложена ошибка конструктора, — мрачно пояснил Уинстон. — Их породу выводили в расчете на форму: удлиненное тонкое туловище и широкая грудная клетка. В результате произошло неправильное развитие скелета. Реберная клетка вынесена слишком далеко вперед. Если резко и сильно сдавить предплечья, они ломаются и осколки костей входят в сердце.