— Боже правый! — воскликнул Джейк, когда Сирена произнесла несколько слов, которые наверняка доктор Гардинер никогда раньше не слышала.
— Понятия не имею, где она могла всего этого набраться! Послушайте, леди Миссионерка, я обещаю тщательно промыть руку и даже позволю Хо и Селине сделать мне перевязку, чтобы вы себя спокойнее чувствовали…
— Боже! — резко вскрикнула Сирена, криво улыбаясь.
— Боже?
— Да, молитесь за свои грехи, если не хотите попасть в ад! Разве вы не видите, чем дьявол наградил меня? — И больная указала на свой живот.
Джейк устало потер глаза неповрежденной рукой. Если и был человек, одержимый глубокой печалью, то это Джейк Парриш.
— Она думает, что ее боль вызвана демонами ада. — Джейк произнес это улыбаясь, но при виде этой улыбки у Хелли сердце заныло от жалости. — Если учесть, что Сирена видит во мне воплощение дьявола, то она по-своему права. Во всяком случае, доктор Гардинер, моя жена уже несколько часов в родовых муках, и от вас зависит, чтобы она нормально разродилась.
Джейк вышел из комнаты и закрыл дверь, отрезая от себя успокаивающий голос Хелли. Только теперь, прислонившись к стене коридора, он вдруг почувствовал, что слишком слаб, чтобы противостоять неодолимому отчаянию, которое преследует его с того злополучного дня все эти месяцы.
— Безнадежно, — так сказали о состоянии его жены специалисты. Они имели в виду, что Сирена никогда уже не станет той разумной, веселой женщиной, какой была в начале их брака, и, разумеется, никогда не восстановит своего былого положения в обществе.
Но для Джейка слово «безнадежно» имело совсем другой смысл. Оно выносило приговор, лишавший его надежды на мир и счастье. Впереди — лишь темное, наполненное ненавистью и одиночеством будущее. И, конечно, ребенок.
О ребенке думать не хотелось. Отогнав мучительные мысли, он снова расправил плечи. Для других он по-прежнему останется человеком гордым и сильным — человеком, который имеет все.
Его называли Мидасом, и только один Джейк знал, какая пустота находится за величием этого прозвища.
— Он так прекрасен, — шептала Сирена.
Больная перестала бороться и лежала, словно тряпичная кукла, позволив Хелли сменить ей мокрую рубашку на сухую.
Задача эта оказалась не особенно трудной. Не считая большого живота, Сирена оказалась почти так же бестелесна, как и мифическая нимфа, которую она напоминала.
Уходя, мистер Парриш велел Хелли освободить Сирену от пут, за что с готовностью и принялась доктор. Однако, к ее разочарованию, узлы были слишком туго затянуты из-за того, что больная постоянно дергала за ремни, и Хелли потребовалось не менее получаса, чтобы справиться с ними.