Ангус никогда не возражал против новых инициатив слуги, не вмешивался в обучение, однако неизменно радовался каждому новому успеху жены в той или иной премудрости. Впрочем, порой в глубине души он противился превращению горячей, необузданной, естественной Энни в светскую леди. Напротив, ему даже нравилось шокировать какого-нибудь чопорного гостя, когда жена баснословного богача, европейски образованного человека, главы клана Макинтошей, влетала в комнату раскрасневшаяся, с развевающимися волосами, босая, с подобранной, чтобы защитить ее от зубов бежавшего за ней по пятам щенка, юбкой.
Энни ворвалась в его скучноватую, размеренную жизнь, словно ураган в затхлую комнату. Ангус уже не представлял себе, как он мог раньше жить без этого хрустального, раскатистого смеха… Раньше Ангусу вообще не верилось, что между супругами могут существовать такие веселые, непосредственные отношения — его отец и мать, сколько он себя помнил, всегда были настолько холодны друг с другом, что порой Ангус даже недоумевал, как они умудрились произвести на свет четырех детей.
Прошлой ночью, правда, у них с Энни состоялся неприятный разговор… Бог свидетель, будь на то его, Ангуса, воля, он ни за что не стал бы ограничивать свободу жены. Но может ли глава такого мощного клана, как Макинтоши, ведущие свой род от самого легендарного короля Малькольма IV, правившего в 1153 году, жить как ему вздумается? Может ли он позволить себе забыть, что клятва в верности якобитам, данная в свое время его дедом, стоила его клану имений, титулов, престижа, восстановление которых потребовало от его отца двадцати лет верной службы английской короне…
Ангус не рвался в вожди клана. В глубине души он тогда надеялся, что ему, человеку, десять лет изучавшему во Франции мертвый язык мертвых поэтов и ходившему в оперу, большинство предпочтет другого претендента — Клани Макферсона. Ангус Моу всегда смотрел на себя как на ученого, а не политика и солдата. Он любил искусство, музыку, литературу… Знаменитый испанский фехтовальщик, правда, обучал его своему искусству, но за все эти годы Ангусу так ни разу и не пришлось драться на дуэли, обнажить шпагу или выстрелить из пистолета. К собственному стыду, однажды ему даже случилось упасть в обморок при виде попавшей под телегу и раздавленной в кровавую лепешку руки старого нищего.
Ангусу вспомнилась встреча с вождями клана, ел пришедшими после избрания его на должность засвидетельствовать ему свое почтение. Некоторые, правда, явились гладко выбритыми, в роскошных бархатных кафтанах, но большинство — все с теми же суровыми бородатыми лицами, каких Ангус насмотрелся еще десять лет назад, и он почувствовал, как мало с тех пор изменилось. Если шотландцы-горожане и успели за эти годы в большей или меньшей степени приобщиться к прогрессивным переменам, пришедшим с английским владычеством, то горцы остались такими же патриархальными феодалами, что и шестьсот лет назад. Горожане успели усвоить светские манеры и не считали больше, как их отцы, что если ты родился на ферме, то на ферме должен и умереть. Горец же по-прежнему не имел права жениться, не испросив разрешения вождя, не мог даже продать мешок зерна без того, чтобы не поделиться девятью десятыми выручки с лендлордом.