– Овсяные хлопья? – Юлиан удивленно приподняв бровь.
– Ладно, проехали. – Все еще чувствуя раздражение, Грейс достала спагетти с курицей и приготовилась разогреть блюдо, в то время как Юлиан, сев за стол, стал пристально наблюдать за ней. Все-таки жаль, что у нее нет овсяных хлопьев.
– И как давно ты прячешься в этой книге?
Юлиан продолжал сидеть, словно статуя; никаких эмоций, вообще ничего. Если бы Грейс не знала правды, то решила бы, что он робот.
– Последний раз, когда меня призвали, на дворе стоял одна тысяча восемьсот девяносто пятый год.
– Да ладно! – Грейс быстро засунула блюдо с едой в микроволновку. – Тысяча восемьсот девяносто пятый? Ты это серьезно?
Он кивнул.
– А какой шел год, когда тебя поймали в эту ловушку?
По лицу Юлиана пробежала такая неудержимая волна гнева, что Грейс вздрогнула.
– Сто сорок первый до Рождества Христова по вашему летосчислению.
У нее округлились глаза.
– Сто сорок первый до Рождества Христова? Боже правый! Так, значит, ты действительно Юлиан Македонский из той самой Македонии?
Он коротко кивнул.
Грейс медленно закрыла микроволновку и включила ее. У нее путались мысли. Это просто невозможно, потому что такого не бывает никогда!
– А как тебя упекли в книгу? Кстати, у древних греков не было книг, верно?
– Изначально меня замуровали в манускрипт, который позже поместили в переплет, дабы защитить от тлена, – мрачно сказал Юлиан. – А что до причины проклятия, то всему виной мое вторжение в Александрию.
Грейс нахмурилась – для нее все это было лишено смысла.
– Разве наказывают за то, что кто-то вторгся в город…
– Александрия – это не город. Так звали девственницу для Приапа.
Все равно непонятно. Потерянная девственность и жизнь в заточении – что тут общего?
– Ты изнасиловал девственницу?
– Я ее не насиловал. – Юлиан встретился с Грейс взглядом. – Все было по обоюдному согласию, можешь мне поверить.
Да, ему явно не повезло – она видела это по его напряженному лицу. Возможно, ей стоит быть осторожнее в своих расспросах.
Когда Грейс поставила перед гостем дымящуюся тарелку и положила рядом серебряную вилку, нож, бумажную салфетку, а затем налила бокал вина, воздух наполнился божественным ароматом пищи. Все было приготовлено очень быстро, но после того как Юлиан услышал о поезде, фотоаппарате, автомобиле, граммофоне, ракетах и компьютере, он сомневался, что его хоть что-то может удивить. Да и вообще, он уже с давних пор ничему не удивлялся. Все его существование умещалось в несколько сотен дней, затерявшихся в столетиях, но даже в эти дни он должен был делать лишь одно – ублажать тех, кто призвал его. Если чему и научили его два минувших тысячелетия, так это наслаждаться теми немногими радостями, которые выпадали на его долю во время воплощения.