– Надеюсь, он не выплеснет на нее свою злобу, – пробормотал он.
– О чем ты, дорогой? – Его спутница оперлась на поручни и с милой улыбкой устремила на него свой взгляд.
Мадемуазель Ева была не только обладательницей обворожительной или профессиональной улыбки, но считалась и неплохой актрисой. Конечно, она играла лишь во французских колониях, но Дилан не сомневался, что и в Париже не много наберется столь искусных актрис. И уж наверняка мало кто может тягаться с Евой в очаровании.
– Я как раз раздумывал над тем, простил ли уже мистер Фэрчайлд свою жену.
Ева изобразила на лице недовольную гримасу.
– Пожалуйста, давай не будем снова говорить об этой англичанке.
Дилан почти не слышал, что говорит Ева.
– Мне следовало бы остаться там до тех пор, пока она не придет в себя. У нее, наверное, было жуткое похмелье. И в таком состоянии ей пришлось объясняться с мужем, который готов был ее задушить. Судя по всему, он не считает, что подвыпившая жена – уморительное зрелище.
– О, англичане очень холодно относятся к своим женам. Так что неудивительно, что эта глупая леди пристрастилась к бутылке.
Дилан допил свой напиток.
– Если верить миссис Фэрчайлд, то она напилась впервые в жизни, была вынуждена это сделать из-за меня и из-за своего мужа.
– Что касается меня, то ради тебя я выпью с удовольствием. – Ева направилась к нему. Ее юбка была похожа на облачко небесно-голубого шифона. – Дорогой…
Дилан протянул руку и посадил ее к себе на колени. Почему у него пусто в душе? Почему даже сейчас он беспокоится о той женщине? В конце концов этот Фэрчайлд возьмет в охапку женушку и вернется в свою Англию. И он больше никогда ее не увидит. А у него впереди две недели плавания вверх по Нилу, и он собирается насладиться этим полностью. Ему составляет компанию прелестная женщина, которая всего лишь требует, чтобы он думал только о ней. И так будет по крайней мере до тех пор, пока она не положит глаз на какого-нибудь очередного красавчика, которого может встретить во время гастролей.
Но даже играя золотисто-каштановыми кудрями роскошной француженки, он не мог забыть волосы цвета белого золота Шарлотты Фэрчайлд. И ее широко раскрытые серые глаза, которые скрывали столько тайн, сколько скрывали глаза сфинкса.
Ева устроила свою головку у него на груди и подчеркнуто вздохнула.
– Мне надо было остаться в лагере еще ненадолго, – произнес Дилан спустя мгновение. – Дождаться по крайней мере, пока миссис Фэрчайлд проснется.
– Хватит об этой пьяной англичанке! – В нежном голоске Евы слышалось раздражение.
– Он был в таком жутком настроении. Может, он даже побил ее после моего отъезда…