У него была такая красивая рука, что ее можно было изобразить в Сикстинской капелле.
— Я думаю, мне следует остаться на полу, чтобы меня не изнасиловали.
— Много ты об этом знаешь. Я изнасиловал десяток женщин на полу.
— Что-то мне не верится. Учитывая ваше замечание о том, какой он холодный.
В его глазах вспыхнуло удивление.
— Хватит. Пока ты не превратилась в сосульку в своем платье, садись на кровать. Не глупи.
— Не глупи? — повторила она. — Что это должно означать? Я знаю, что вы известный соблазнитель. Так вот какие слова вы говорите женщинам?
Он снова рассмеялся, и Люси почувствовала, что ее сердце забилось сильнее.
— На самом деле нет, — сказал Генри Лэмб. — Позволь мне заметить: сплетни ввели тебя в заблуждение, если ты думаешь, я только и делаю, что соблазняю женщин. Отпор приводит меня в полное замешательство.
Она судорожно обхватила свои колени.
— Что-то я не вижу, чтобы вы пришли в замешательство. Но вы не привыкли к отпору — в это я охотно верю. — Его улыбка жгла ее, как раньше — поцелуй. — Если мое сопротивление будет побеждено, я хочу, чтобы мне читали сонеты.
— Я не знаю сонетов, — сказал Генри Лэмб, не сводя глаз с Люси. — Но все равно, подойди ко мне. Ты устала, напугана и замерзла, а я могу согреть тебя и сделать счастливой.
— Да, но… — Краска бросилась ей в лицо при воспоминании о том, как его губы касались ее. — Вы меня уже один раз сделали счастливой, и не знаю, сколько еще «счастья» я смогу вынести за один день. — Поколебавшись, Люси подала ему руку, и он помог ей встать на ноги. — Но, мне кажется, лучше быть счастливой, чем изнасилованной.
— Молодец, — одобрил он ее, и его зеленые глаза заблестели. — Тебе будет легче, если я пообещаю не обращаться с тобой непорядочно?
— Сомневаюсь, что ваше понятие о «непорядочности» соответствует моему пониманию этого слова.
Он не отнял руки, и она зачарованно смотрела на его длинные бледные пальцы, обхватившие ее ладонь. А потом он другой рукой приподнял ее подбородок, посмотрел в глаза и тихо сказал:
— Тогда объясни мне, что ты под этим понимаешь.
Люси не могла вести переговоры с бутылочкой. Но, возможно, это получится с Генри Лэмбом.
— Сэр, если вы точно собираетесь это сделать… — а она знала, что точно, потому что проклятая бутылка как-нибудь позаботится об этом, — не могли бы вы вести себя… я не знаю, как это сказать… с тонкостью?
Он некоторое время напряженно смотрел ей в лицо.
— Дорогая, — произнес он наконец, — я понимаю, ты пытаешься сказать мне нечто важное, такое, что трудно выразить, но, боюсь, тебе придется выражаться яснее. Я не понимаю, что ты имеешь в виду.