Панова, смертельно уставшая от ночных волнений и страхов, смотрела вниз. Самолет, тихо покачиваясь от бокового ветра, плыл между землей и прозрачными слоистыми облаками. С высоты четко виден причудливый рисунок дорог, ярко желто жнивье на полях, полосы лесопосадок, зеленое озеро и одинокая белая церквушка у края погоста. Лена закрыла глаза, пытаясь задремать, но сон не брал. Солнце нагрело кабину, жара как в парилке, но Зубов почему-то не включал кондиционер. Когда дышать стало нечем, он догадался приоткрыть вентиляционный люк вверху. Струя прохладного чистого воздуха, ворвавшись в кабину, обдувала плечи и голову, и стало легче.
– Витя, мы проходим Ахтубинск эшелоном тысяча сто, – громко сказал Зубов, покрывая своим голосом шум винта и мотора. – Что дальше?
Суханов, раскрыв планшет, расстелил на коленях военную карту.
– По компасу должно быть сто тридцать, – Суханов постучал ногтем по стеклу магнитного компаса. – Странно, командир…
– Плевать я хотел на этот компас, – прокричал в ответ Зубов. – Своему чутью я верю больше, чем этому дерьму.
Дальнейших переговоров Панова не слышала. Пилот и Суханов надели наушники с микрофонами и стали вести беседу через самолетное переговорное устройство. Дальше произошло необъяснимое. Зубов выключил радиостанцию, затем бортовой аэронавигационный огнь и маячки. Он плавно отжал штурвал от себя, надавив на педаль, завалил самолет в левый крен. Потянул рукоятку управления двигателем, медленно сбрасывая обороты.
Самолет клюнул носом, медленно пошел вниз, одновременно снижая скорость. Панова почувствовала первый приступ головокружения и кислую тошноту, быстро подкатившую к самому горлу. Руки и голова налились тяжестью, а перед глазами поплыли оранжевые головастики с тонкими хвостиками, уши словно ватой заложило. Суханов, угадав состояние и ход мыслей Пановой, обернулся, сунул ей в руку скомканный пластиковый пакет.
– Если будешь блевать, не забрызгай кабину, – крикнул он. – И меня заодно.
Расстегнув сумочку, Лена сунула под язык мятную таблетку, но отвратительный химический привкус вызвал новый приступ тошноты. Зубов выровнял крен, снизил скорость до ста двадцати километров. Теперь они летели так низко, что можно легко разглядеть брошенную на землю пустую пачку из-под сигарет. Если верить альтиметру, они идут на высоте шестидесяти пяти метров, но верить ему нельзя. Данные прибора выставлены на аэродроме под Москвой, там было совсем другое атмосферное давление. Значит, и высота самолета сейчас совсем другая. Панова, гордившаяся своим глазомером, посмотрела вниз, испытав новый приступ головокружения. Сорок метров над землей, даже тридцать, – и тех не наберется.