– Если рассуждать теоретически, – Суханов почесал за ухом, – нет, практически, мы могли бы долететь до ближайшего селения на самолете. Горючки хватит еще на сто километров. Или около того.
– Отпадает. Холмы кончаются через десять верст. А дальше голое пространство, которое просматривается вдоль и поперек. Там машину негде спрятать. Ее разберут по винтику еще до того, как мы утолим жажду. В любом случае весь эффект, на который мы рассчитывали, эффект внезапности, будет потерян. О неком самолете с русскими летчиками узнает все народонаселение. А здесь, на дне высохшего озера Тобаго простоит хоть десять лет. И ни одна собака не найдет.
– Зато собака найдет наши мумифицированные трупы.
Суханов хохотнул, хотя было не до смеха. Зубов полез в карман куртки армейского образца с декоративными погончиками на плечах, вытащил пухлый бумажник и пересчитал деньги.
– В этой дыре нужны мелкие купюры, а не сотни, – сказал Зубов самому себе. – С крупных не получишь сдачи.
– Что ты тут собираешься покупать, командир? – усмехнулся Суханов. – И у кого? Застегни лопатник. Бумажки еще пригодятся. Чтобы огонь развести.
Не дожидаясь ответа, он сел на земле, угадав ход мыслей Зубова.
– Ну, ты даешь, командир, – сказал Суханов. – Просто гигант мысли.
– Не надо этой цветистой восточной лести, – Зубов самодовольно улыбнулся.
Он поднялся на ноги, влез в рукава куртки и повесил на плечо ремень карабина.
Чуткий на ухо узбек по имени Муса еще издали услышал, как под чьим-то башмаком хрустнула сухая ветка. И снова наступила тишина, гулкая и прозрачная, какая бывает в зимнем лесу или в степи. Человек долго прислушивался и глядел в беспросветный мрак ночи. Ветка хрустнула снова, на этот раз рядом.
Он придвинул ближе к себе узел с барахлом, запустив руку в тряпки, нащупал рукоятку револьвера. Проворно вытащил и сунул оружие под халат.
Прошлой ночью человек потерял все, что нажил при жизни. Сначала запылал дом через улицу, потом незнакомые люди ворвались в хижину Мусы, выволокли его во двор, чем-то тяжелым саданули по башке, стали топтать ногами. А потом он провалился в глубокий колодец темноты, только сквозь забытье слышал истошные крики жены. Так продолжалось долго, очень долго. А потом наступила тишина. Он пришел в себя уже под утро. Муса валялся в придорожной канаве, из раны на затылке сочилась кровь. За что убили жену, он не знал. Бандиты унесли облезлый ковер и одноствольное ружье, самую ценную вещь в доме. И, главное, увели из стойла восемь овец и двух баранов. Весь скот, что был.
Не теряя времени, он завязал в простыни все вещи, что остались, обернул полотенцем изуродованное лицо жены, завернул в плюшевую скатерть ее тело и положил на повозку. Мусса выкопал из земли револьвер отца, вложил в барабан два патрона и сунул оружие в тюк с тряпками. Когда Муса уезжал, соседский дом уже догорел, на единственной улице не встретилось ни собаки, ни человека. Кажется, все жители поселка ночью сбежали, куда глаза глядят. Он ехал все утро и весь день, держа путь на северо-запад, к станции геологов, куда по контракту два года назад завербовался старший сын. Но станции Мусса не нашел, видно, геологи переехали на новое место. Только вот куда…