Все срасталось. Про маму, конечно, стало известно из вызова «неотложки», про племянника Аркашиного я рассказывала по телефону Василисе. И за всем этим стоял незабвенный Тимурыч. Подонок. Грязный похотливый козлина. Меня затрясло наконец; да так, что я чуть не уронила сумку, перчатки прямо в лужу под ногами. Озноб страха побежал по спине, меня передернуло, словно от холодного ветра, хотя погода уже ласкала весенним солнцем. Надо было что-то делать. Я отвернулась от мужика в плаще, сжала дрожащие кулаки, чтобы успокоиться.
Вообще, глупо было бы колесить по городу и бегать по проходным дворам, пытаясь уйти от слежки. Как я поняла из многочисленных бесед с серьезными людьми — от профессионалов непрофессионалу оторваться почти невозможно, к тому же совершенно не нужно показывать, что ты слежку заметила. И я резко подняла руку прямо перед самой проезжающей мимо машиной. Даже тормоза пискнули. Слава Богу… В машине приторно пахло елочкой-ароматизатором, так, что меня замутило.
— У вас можно курить?
— Да, курите. — Водитель выдернул пепельницу из передней панели.
Минуты три я доставала сигареты и зажигалку, потом ковырялась в полупустой пачке — пальцы не слушались, потом укрощала скользкую зажигалку. Водитель покосился на меня недоверчиво. Может, наркоманка? Да нет, милый, просто у меня дома крокодилы… Ой, если я сейчас рассмеюсь, то он меня повезет совсем в другое место и миссию Тимурыча можно считать выполненной. Через полчаса я вышла на Зодчего Росси.
— Мой телефон прослушивается и за мной следят! — выдохнула я с порога, буквально влетая в наш отдел. Все подняли головы от клавиатур, оторвались от чашек.
— Это паранойя, — спокойно прокомментировал Соболин и затрещал по клавиатуре.
И тут я разрыдалась. Тут-то они и забегали. Не понимаю я, отчего женские слезы так действуют на мужиков? Нос картошкой, глаза красные, тушь течет, помада размазана, а им словно только этого и надо! Соболин побежал за водой, Восьмеренко стал усаживать на диванчик, мгновенно забросив свой виртуальный футбол. Примчалась Анна Соболина (уже с каким-то пузырьком) и словно из ниоткуда материализовалась бутылка превосходного коньяку. Доплака-лась я аж до икоты, попутно пытаясь объяснить коллегам — какие они сволочи (в основном жестами) и что я пережила с утра (междометиями). Правда, они ничего не поняли, чем меня еще больше расстроили. Пришлось отпихнуть рюмку коньяку и расплескать валерьянку по полу, впрочем — такие тонкие намеки у нас не понимают.
И вот когда я наконец собрала почти всех, кто был в агентстве в этот неурочный час, вокруг себя, на пороге появился Глеб Егорович Спозаранник и сказал: