— А что, он где-то здесь, да? — Она сдвинула брови и внимательно осмотрела комнату. Пожала плечами, заглянула под кровать… — Нет, его здесь нет. А если бы он даже здесь был… Он разрешает мне все. Абсолютно.
— И ты ему тоже, да?
— Конечно…
Сейчас, глядя на белую бумагу с одной строкой на ней, вылезшую из факса, он вспомнил, что тело Ирмы было таким же белым, как этот лист. Нежное, сильное, крепкое. Как тело мальчика, несмотря на изящные формы.
В какой-то миг ему показалось, что он уже обладал таким телом. Давно, когда он только начинал свои эксперименты и пытался сам познать все. Это едва не стоило ему карьеры, да и самой жизни.
На лбу выступили капли пота. Да, едва не стоило… Он выкрутился, и тоже, между прочим, благодаря обретенным знаниям в разных сферах жизни. Та серьга в правом ухе, с которой он очнулся на полу в одном пражском доме и которую не мог снять иначе, как только вырвать ее с мочкой уха, завела бы его далеко, а может, увела бы в небытие…
Он отогнал эти мысли, не желая вспоминать шалости молодости, и снова стал думать об Ирме. Тогда они перебрались на кровать и продолжили свои игры. Она была превосходна, неподражаема. Даже сейчас, вспоминая, он думал — как замечательно она изучила Восток. Потом отметил — верно, именно изучила. Научилась. Как будто ее страсть была искусной игрой? Хм… Однако. А его? С чего его так разобрало?
Потом они встречались несколько раз, но уже без постели. Она приезжала по делам в Москву, а в последний приезд она вся светилась.
— Андрей, я создаю турагентство. После операции женщины за небольшую плату поедут Отдыхать, поправлять здоровье. Я хочу, чтобы они поняли — жизнь не кончена даже теперь. Никто не знает, кому и сколько удастся прожить — онкология пока неизлечима, — но я хочу, чтобы качество жизни — точнее, остатка жизни — было достаточно высоким. Понимаешь?
— Ирма, ты гениальная женщина. У вашей клиники не будет отбоя от пациентов. Ты очень умелая женщина.
— Ты так же считал, когда спал со мной?
— А разве я тебе не говорил?
— Ты много чего говорил тогда. Кстати, даже назвал меня странным именем. Не помнишь? — Ее глаза сузились. — Очень странным.
Ладони Андрея вспотели.
— Ласковым, я думаю, да? Я люблю произносить ласковые слова… в минуты близости.
Она свела светлые брови вместе.
— Хм, очень интересно. Но меня обычно не называют… — она вскинула брови и пристально посмотрела ему в глаза своими ледяными глазами, — мужским именем.
— А ты не хотела бы повторить? Ирма улыбнулась:
— Что именно, дорогой?
Она играла с ним, как кошка с мышкой? Или он впрямь сказал что-то лишнее? Вполне возможно. Он не владел собой, он просто кипел от страсти, такого с ним давно не случалось. Он не мог взглянуть на себя со стороны, а это значило, что тормоза не работали.