Сердце Иржи забилось в дикой тревоге.
Его обложили. Энди! Друг-партнер Энди. Он вскочил со скамейки, отодвинул старушку, не сказав ей ни слова, и побежал из парка. Внезапно он заметил, что одет в спортивный костюм.
Значит, он ушел из дома утром, на ежедневную пробежку по парку. Они его взяли…
Сердце стучало как бешеное. Домой, скорее домой.
Внезапно до него дошло: он не случайно оказался на скамейке под кустом жасмина. Его усадили именно туда. Значит, для кого-то жасмин тоже символ смерти.
— Нам надо что-то делать с этим типом! — Иржи, рассказывая жене, кипел от ярости. — Ты только подумай, на что он пошел!
Ирма сосредоточенно молчала, поджав губы.
Он грубо выругался, что на Иржи было совершенно не похоже. Он никогда не ругался при жене.
Она пристально смотрела на него, в солнечных лучах волосы сияли, образуя золотой нимб.
— Прости, дорогая, у меня просто нет слов. Из-за его жадности мы очень скоро пойдем по миру с сумой. Или он меня отправит на тот свет. Он не ученый. Он не человек, он просто бандит. Он не отвяжется от нас, и все наши мечты основать научный центр, который переплюнул бы Хьюстонский, пойдут прахом.
— Тебе было страшно? Скажи честно?
Иржи от неожиданности вопроса умолк. Он смотрел в тревожные глаза жены.
— Да, Ирма. Страшно. Когда попадаешь в безвыходное положение, на тебя наваливается животный страх. Но потом, когда берешь себя в руки, страх отступает.
— Ты контролировал себя?
— Я бы, может, и мог, но они мне вкололи дозу. А посадив под куст жасмина — намекнули.
— Так, значит, он все же прислал своих бульдогов.
— Но они говорят по-чешски.
— Ты думаешь, у нас трудно найти исполнителей? Иржи, ты давно не читал газет.
— Я оставляю это на тебя. Ты мой референт, дорогая. — Иржи впервые за все время улыбнулся. Улыбка была слабой, но, значит, решила Ирма, он понемногу оттаивал. — А я хотел создать с ним совместный центр, мы даже обговорили кое-что и готовили бумаги.
— Бумаги?
— Ну конечно.
— Но ты мне ничего не сказал.
Она приподнялась на локте, погладила его по груди, потом ее рука нырнула под одеяло. И замерла. Она должна спасти Иржи и его дело. Их дело. Иначе… Ирма перевела дыхание. У них будет своя империя. Она постарается… Перебирая пальцами волоски на его груди, она улыбалась.
— Ирма, перестань.
— Не перестану. Я хочу, чтобы ты расслабился, выплеснул свое напряжение. Я приму его в себя, Иржи… — Ее губы потянулись к его уху, нагретому солнцем, она стала нашептывать что-то, от чего лицо его обмякло, разгладилось, глаза посветлели и затуманились. Его ухо вдавилось в губы Ирмы, слова возбуждали, как ничто другое. Она как гусеница на солнце вытягивалась в постели, в движениях появилась истома, во взгляде нега. Он закрыл глаза.