Гроза над лагуной (Коршунов) - страница 8

Собак он не мог видеть, но Майк знал, что габеронцы держат часто сразу по нескольку низкорослых желтых и черных дворняжек, которые иногда идут в пищу.

— На середину лагуны, — решительно сказал Майк. Хор удивленно вскинул глаза.

— Сбились с пути?

— Там, где мы хотели высадиться, — люди…

— Черные? — презрительно спросил Хор. Майка от его тона слегка покоробило.

— И черные и белые кричат одинаково, — спокойно ответил он.

Каноэ бесшумно и быстро шли по течению. Был прилив, и океан наступал на лагуну. Мыс с пальмами остался позади. Здесь Майк обычно клал румпель своей моторки налево, а там… Да, там были огни одного из домов Фреда Брауна. Его арендовал Мангакис, и Майк там часто бывал… почти каждый раз встречаясь с Джином Корневым.

Джин был на год моложе Майка. Проучившись в школе Святого Спасителя, он уехал в Союз (так говорили Корневы о России), но приезжал к отцу каждый год на каникулы и жил в Габероне по три-четыре месяца. Отец заставлял его ходить в это время в школу, чтобы не забыть английский язык, и парень страшно злился.

Но на следующий год он приезжал опять, иногда с матерью. Она обычно жила в Москве, где надо же было кому-нибудь присматривать за подростком!

«Интересно, где же Корневы сейчас? — подумалось Майку. — Ведь у Джина каникулы».

Огоньки на берегу увеличивались, приближались. Берег здесь был пологий и твердый, до шоссе — рукой подать. Вспомнив об этом, Майк даже удивился: как это он раньше не додумался — идеальное место для высадки!

— Держать на огни! — приказал он.

— Отлично, сынок!

Твердость его голоса понравилась Хору. Каноэ резко свернули к берегу — туда, где Майку было знакомо каждое дерево в саду двухэтажной белой виллы, все комнаты которой были сейчас ярко освещены.


Бэзил Мангакис только что сделал коктейль — свой любимый, «Эль президенте», и принес его в сад Корневу. Передав стакан гостю, он уселся в легкое кресло, плетенное из разноцветных пластиковых шнуров, и с наслаждением вытянул ноги.

Он был среднего роста, широкоплеч и, несмотря на свои пятьдесят шесть лет, узок в поясе. Коричневая трикотажная рубаха, распахнутая на груди, обтягивала мускулистый торс атлета. Густая шевелюра увеличивала и без того крупную голову. Из-под широких бровей пронзительно смотрели черные, как антрацит, глаза.

— Что же вы льете сюда? — спросил Корнев, отхлебнув из низкого и широкого розоватого стаканчика, протянутого ему Мангакисом.

— Ром, лимонный сок, сахар и лед. Круглолицый, пожалуй, излишне полноватый Корнев хитро улыбнулся.

— Э-э, нет, — погрозил он со смехом хозяину дома. — Вы что-то скрываете. Я знаю «Эль президенте». Но откуда у него этакая… я бы сказал… свежесть?