– Приехали… – выдохнула Люка. – Начнем?
Стену покрывала ровная светлая краска. Раньше здесь была роспись. В середине прошлого века художники изобразили на широкой поверхности счастливое советское детство: мальчиков с моделями самолетов, девочек, собирающих цветы, парусные лодки с юными туристами, хоровод ребят в костюмах разных народов и все такое прочее. Но роспись ветшала, да и тема устарела: где теперь увидишь детей в красных косынках на шеях? Поэтому года два назад, во время ремонта, всю картину скрыли под гладким бежевым слоем. Кажется, ремонтных сил только на это и хватило. Паркет остался старый (наверно, еще арамеевский), стулья – тоже…
Мы встали кружком. Предстояло самое главное.
…До этого мы долго обсуждали: какую сделать надпись.
Люка предложила: “Господин генерал, оставьте Дворец детям!”
Стаканчик возразил. Это мол как-то скучновато и длинно. Долго писать будет некогда, и надо крепче, в лоб!
Лючка, на удивление всем, не обиделась, не заспорила. Просто сказала:
– Тогда – как?
– “Генерал, убирайтесь домой!” – хмуро предложил Лоська.
Все помолчали, обдумывая. Тихий догадливый Томчик покрутил шеей:
– Он ведь не уберется. Еще сильнее разозлится.
– Он все равно не уберется и разозлится, – с печалью в голосе сообщил Стаканчик. – Поэтому надо хотя бы высказаться… на прощанье.
Но мне казалось, что если найдем какие-то самые-самые слова, они могут зацепить генеральскую душу. Ведь на экране-то он казался вполне человеком…
– Надо, чтобы решительно и в то же время как-то… ну с чувством, что ли… – высказалась я.
Пашка быстро глянул на меня.
– Можно просто: “Генерал, не делайте этого”.
– Чего “этого”? – притворилась глупой Лючка. Ей внятно растолковали. Потому что всем остальным Пашкины слова понравились: коротко и ясно. И… как бы последнее предупреждение. На том и порешили, даже Люка быстро согласилась.
…И вот теперь надо было впаять эту фразу в стену. Крепкой несмываемой краской.
Стаканчик, расстегнул куртку. Достал из карманов безрукавки два баллончика.
– Белой или синей?
Люка сказала, что на бежевом фоне белая будет ярче.
Эту краску Стаканчик раздобыл у соседа – шестнадцатилетнего парня, который с парнями развлекался уличной живописью, разрисовывал абстрактными картинами бетонные заборы и стены в подземных переходах. Нажмешь головку баллончика – и краска бьет из него шипучей струей.
– Только я не знаю, хорошо ли у меня получится, – с виноватой ноткой предупредил Стаканчик. – Я всего один раз пробовал. Может быть, кто-то другой?
Как-то мы об этом не подумали! Считали, что, что если краска у Стаканчика, значит, он умеет. Все с надеждой повернулись к Пашке – он-то, наверно, может! Но Пашка сообщил, что сроду не занимался такой ерундой. И тогда дело спас Лоська: