– Да… Спасибо! Ура!
Дмитрий Витальевич сыграл дядю Мунка очень даже похоже. Снимали в парке Дворца, среди старых берез и груд желтой листвы (хорошо, что ее некому было убирать). Том, гуляя по аллеям и лужайкам, постреливал из рогатки, пальнул наугад, услышал звон разбитого стекла и драпанул куда подальше. И головой врезался в дядюшку. Дмитрий Витальевич был в своем длинном пальто – вполне как у доктора Ватсона, моды повторяются – и в черном котелке, который разыскала для него старательная Маргарита. И даже с тростью. Она отлетела, когда Том врезался головой дядюшке в живот.
– Куда ты мчишься, дорогой мой Том Беринг? И не связана ли твоя поспешность с хрустальным звоном, который я только что слышал в отдалении?
Дядю Мунка можно было не бояться. Том признался, что поспешность связана. Потому что не хочется, чтобы тетушка застала его на месте преступления и опять грозила каким-то гневом, который должен приехать с отцом.
– Кстати, дядя, вы не знаете, кто он такой, этот гнев?
Ну и далее – по плану. Дмитрий Витальевич вполне справился с ролью. Его поздравляли и благодарили. И сразу дали посмотреть запись – на экранчике видеокамеры.
Он посмеялся:
– Не знал за собой таких талантов. Теперь, если уволят из школы, пойду во МХАТ. Или в крайнем случае в местный ТЮЗ…
С Томчиком они распрощались с особенным дружелюбием, пожали друг другу руки…
Снимали, снимали, и вдруг оказалось, что сделано очень много. Осталось два-три последних эпизода. Тут работа застряла. Ребята из кружка “Умелые руки” все никак не могли переделать сухой разлапистый пень в туземное божество – то, что привез домой на память о дальних берегах капитан Беринг. Именно в это страшилище должен был стрелять Том и “убить на веки веков” страшного Гнева, мысли о котором угнетали его душу. Уже и каникулы прошли, а чудище все не было готово. Петруша взывал к совести “умелоручного” руководителя, но тот ссылался на какие-то причины…
Томчик однажды во Дворце отвел меня в сторонку.
– Женя, можно я спрошу про одно… про свое сомнение?
Он чаще общался с Люкой – она его приводила во Дворец и провожала домой, заботилась о костюме и все такое прочее, – но я видела, что мне он доверяет все же больше, чем ей. Вот и сейчас…
– Спрашивай, конечно, Томчик… – Я чуть не добавила “про свое сомнение”, но он тут же учуял бы шутку, пусть самую безобидную. – Что случилось?
– Вот я должен буду стрелять… в этот страшный пень… а он на самом деле кто? Какой-то африканский бог?
– Видимо, индейский…
– Все равно… он же бог. Пусть не самый главный, а все равно… Женя, в бога ведь стрелять, наверно, нельзя?