В городище и людям и всякой твари было нехорошо и тревожно. Ласточки покинули свои гнёзда и долго с пронзительным свистом вились около башни и терема, потом собрались стаей и улетели куда-то за озеро. В загонах рвались и ржали кони и мычали коровы. Однако ночь прошла спокойно, ярко светили звезды, под утро над лесом взошла луна, и бледное её сияние озаряло городище, пока не показалась румяная заря.
Княгиня деятельно готовилась к приёму дядьев, в волнении расхаживала, рвала какие-то травы в саду, варила в горшках питьё. По её приказанию жарили мясо и цедили самые старые меды. Зарезали козла и насадили его на вертел в очаге, принесли с озера рыбу, пекли калачи и пироги, чтоб ни в чём не было недостатка на этом пиру.
Солнце уже высоко поднялось, когда на опушке показались всадники, которых узнали по седым бородам и по свите. Старики ехали впереди, за ними сыновья и другая родня, позади челядь и слуги. Одеты они были не по-праздничному, словно нарочно хотели казаться простыми кметами. Только оружия у них было при себе вдоволь. Неторопливо приближались они к терему, но, увидев, что Хвостек сам вышел навстречу и, учтиво обнажив голову, ждал их у моста, все спешились и медленно пошли к нему. Что порешили они дорогой и о чём собирались говорить, — по лицам трудно было отгадать. На крыльце стояла Брунгильда, бледная, в тяжёлом расшитом платье, отделанном золотыми и серебряными цепями… С великими почестями привели в терем стариков: они, видимо, не ожидали столь любезного приёма. Пошли прямо в трапезную, где гостей усадили на покрытые шкурами лавки, и принялись потчевать всякими яствами и питьями.
Хвостек, наученный женой, тотчас же заговорил о том, что делалось у него на земле: как злые духи обуяли людей, которые дерзостно вышли из повиновения, как кметы сзывали веча, собирались для совета и заносчиво держали себя. Затем он просил, чтобы они сказали ему, что делать.
После долгого молчания Мстивой, нахмурясь, начал:
— Что делать? Прежде ты с нами не советовался, а теперь поздно. Созвали они вече — надо было ехать на него или созвать другое, выслушать жалобы и обиды и не возбуждать народ.
Забой сказал почти то же вслед за братом. Хвост мрачно слушал, понуря голову над чаркой.
— Ещё не дошло до того, — сказал он, — чтобы господин торговался со слугами. Чему быть суждено, то и будет, а этого я не сделаю.
Мстивой, помедлив, заговорил о том, как трудно идти против веча и общин, а потому надобно хорошенько подумать и действовать так, чтобы не вступать с ними в бой, ибо сила у них страшная, а народу великое множество.