Артуру стало до тошноты противно. Напоминая ему о его доле в «Нептуне», отец как бы предлагал ему взятку. Голос Артура дрогнул:
— Я не вижу в этом никакого безумия. Я хочу знать правду.
Баррас потерял самообладание.
— Правду! — воскликнул он. — Разве не было расследования? Одиннадцать дней тянулось это, и все проверено и выяснено. Тебе известно, что меня оправдали. Вот тебе и правда. Чего же ты ещё хочешь?
— Расследование было простой формальностью. От такого суда скрыть факты очень легко.
— Какие факты? — вскипел Баррас. — Ты что, с ума сошёл?
Артур смотрел прямо перед собой сквозь стекло на неподвижные очертания спины Бартлея.
— Разве ты не знал всё время, что затеял рискованное дело, отец?
— Всем нам приходится рисковать, — отвечал Баррас сердито. — Решительно всем. Подземные разработки — такое уж дело, что рискуешь и рискуешь, каждый день. Это неизбежно.
Но Артура не легко было сбить с толку.
— Разве Адам Тодд не предупреждал тебя раньше, чем ты начал выемку угля из Дэйка? — спросил он с каменным лицом. — Помнишь, в тот день, когда ты приезжал к нему? Разве не сказал он тебе, что это опасно? А ты всё-таки поставил на своём.
— Ты говоришь глупости! — Баррас уже почти кричал. — Решать эти вопросы — моё дело. «Нептун» мой рудник, и я им управляю так, как считаю нужным. Никто не имеет права вмешиваться. Я стараюсь управлять наилучшим образом.
— Наилучшим — для кого?
Баррас всеми силами старался сохранить самообладание.
— Ты полагаешь, что «Нептун» — благотворительное учреждение? Должен я заботиться о его доходности или нет?
— Вот то-то и есть, отец, — сказал беззвучно Артур. — Ты хотел получить прибыль, колоссальную прибыль. Если бы ты велел выкачать воду из старых выработок прежде, чем приступать к выемке угля в Скаппер-Флетс, не было бы никакой опасности. Но ведь затраты на осушку старой шахты поглотили бы прибыль. Согласиться на это — было выше твоих сил. И ты решил рискнуть, оставить воду в старых выработках и послать всех этих людей туда, где им грозила смерть.
— Довольно! — грубо оборвал его Баррас. — Я не позволю тебе так говорить со мной!
Фонари проехавшего мимо экипажа на миг осветили его лицо: оно пылало от прилива крови, лоб был красен, воспалённые глаза сверкали гневом. Затем внутри автомобиля стало совсем темно. Артур, дрожа, прижался к спинке сиденья, губы его были белы, душу раздирало невообразимое смятение.
В словах отца он чуял всё то же странное беспокойство, торопливость, уклончивость: это смутно напоминало бегство от опасности. Артур больше не говорил ни слова. Автомобиль свернул в аллею «Холма» и подкатил к подъезду. Артур прошёл вслед за отцом в дом, и в высокой, ярко освещённой передней они остановились лицом к лицу. Странное выражение было в глазах Барраса, когда он стоял так, положив руку на резные перила лестницы, собираясь идти наверх.