– Что она говорит? – перебила пожилую женщину леди Аделина. – По-моему, что-то про рождение дочери, да?
Шарлотта с большими купюрами перевела на английский историю Мари-Клер. Леди Аделина с сочувствием поглядела на француженку и участливо поинтересовалась:
– Ваша дочь живет с вами?
Мари-Клер рассмеялась. Впервые за все время разговор ее позабавил.
– О нет, что вы! Она вышла замуж двадцать пять лет назад, когда ей исполнилось четырнадцать. У меня два внука, оба уже тоже женились и стали отцами семейства.
– Но почему вы до сих пор не покинули гарем? – воскликнула Шарлотта, от изумления позабыв о том, что надо быть тактичной. – Ведь отец эмира умер тридцать пять лет назад. Почему вы не вернулись во Францию?
Мари-Клер перестала улыбаться.
– А вы сами посудите, мадемуазель. Меня же продали Мустафе, отцу эмира. А рабыня не имеет права вернуться на родину даже после смерти своего хозяина. Да и потом… зачем мне было возвращаться? Дочь моя живет здесь, и нам позволяют с ней часто видеться. А порой я навещаю и жен своих внуков, вижусь с правнуками. Во Франции я никому не нужна. Все мои родственники погибли, и для меня это, наверное, даже лучше. Они вряд ли захотели бы знаться со мной – с рабыней, у которой есть незаконнорожденная дочь.
– Вы не должны так о себе думать…
– Но как еще ко мне отнеслись бы во Франции? Послушайтесь моего совета, мадемуазель. Либо наложите на себя руки до того, как эмир призовет вас на ложе, либо смиритесь со своей участью. Вы не сможете вернуться в Англию, вам суждено навсегда остаться здесь. Забудьте прошлое. Этим вы избавите себя от лишних страданий.
Шарлотту начало подташнивать. Мясо, сдобренное пряностями, и диковинные овощи, минуту назад казавшиеся вполне съедобными, вдруг стали ей отвратительны. Она впервые осознала весь ужас своего положения. Они с тетей пленницы, рабыни, которым суждено до смерти томиться в гареме эмира, в этой узорчатой, резной клетке.
– Господи, Шарлотта, да на тебе лица нет! – воскликнула леди Аделина. – Что тебе сказала Мари-Клер? Что случилось?
Шарлотта огромным усилием воли взяла себя в руки. Легкость, с которой леди Аделина назвала француженку по имени, ее потрясла. Если бы в Англии в старые добрые времена, пока «мистер Александр» еще не перевернул всю их жизнь вверх дном, тетушке сказали бы, что она будет так фамильярно обращаться к дочери маркиза, леди Аделина пришла бы в ужас. Неужели они обе скоро привыкнут к странным обычаям гарема и перестанут им изумляться?
Сердце опять сжала когтистая рука страха, но Шарлотта отогнала невеселые мысли.