Шарлотта облегченно вздохнула.
– Твой отец – важный сановник. Он наверняка сможет добиться аудиенции.
– Ах, если бы все было так просто! – Александр долго колебался, но потом продолжил: – Ты до сих пор не можешь понять, что здесь не такие порядки, как в английском парламенте…
Он старался не смотреть на Шарлотту. Грудь ее четко обрисовывалась под шелковым кафтаном в лучах рассветного солнца. Александру неудержимо хотелось нагнуться, потянуться к ней губами… При одной лишь мысли об этом кровь ударяла ему в голову… Нет, он не должен, не может… Лучше думать и говорить о политике султана! Александр нерешительно потянулся к своей одежде. Пожалуй, впервые разговоры о независимости Греции казались ему такими неинтересными.
– Я тебе уже объяснял: доступ к султану невероятно затруднен. Даже мой отец, а он, между прочим, ведает финансами всей Оттоманской империи, не может запросто прийти к султану. Но есть и другой момент… личного свойства…
– Твои отношения с отцом? – тихо спросила Шарлотта, удивив Александра своей проницательностью.
– Да. – Он запахнул кафтан и подошел к окну. Сад был залит ярким утренним солнцем. – Отец еще не решил, стоит ли ходатайствовать за меня перед султаном. А я пока не убедил его, что моя борьба в Греции в конечном итоге пойдет на пользу Оттоманской империи. Он всегда считал, что я напрасно сражаюсь в Морее. И говорил, что лучше бы я стал советником султана по внешней политике. Я ведь знаю несколько иностранных языков.
– Но ты бы поговорил с эмиром… с твоим отцом… Ты ведь прекрасно умеешь убеждать. Вспомни, как ты заставил меня поверить всяким небылицам.
Александр усмехнулся. Когда его жена говорила таким сухим тоном, она становилась прежней Шарлоттой, которую он знал в Англии. Право, кажется, с тех пор прошла целая вечность!
– Увы, за тридцать лет нашего совместного существования отец привык не поддаваться этим чарам. И он вполне обоснованно считает меня сумасбродом. Покидая Стамбул, я мечтал стать героем, был целиком во власти романтических иллюзий, бредил стихами лорда Байрона. Поэтому теперь мне придется убеждать эмира, что я повзрослел и поумнел.
– А это действительно так?
Александр посуровел.
– По-моему, да. Когда полежишь несколько месяцев на мерзлой грязи, это охладит и самую горячую голову. Война удивительно быстро лишает человека радужных иллюзий.
– И все-таки ты по-прежнему поддерживаешь борьбу греков за свободу?
– Они борются за правое дело, – тихо ответил Александр. – Почти четыреста лет их страной правят корыстные властители чуждой им империи. Греки должны иметь собственную государственность и свое правительство.