– Что этот идиот наделал? – с ирландским акцентом пробормотала женщина, а потом вытащила платок изо рта Беатрис.
– Воды, – проскрипела та.
Напоив ее, женщина развязала шарф, стягивавший ноги пленницы. Беатрис смогла сесть и растереть онемевшие конечности.
– Отпустите меня. Развяжите мне руки, освободите меня, и я прослежу, чтобы вам не предъявили никакого обвинения, – каркающим голосом проговорила она.
Девица занялась тем, что стала зажигать висящий над головой фонарь. Очевидно, милосердное предложение никоим образом ее не соблазнило. Она не испытывала ни малейшего неудобства, разгуливая в корсете, черных шелковых чулках и туфлях с высокой застежкой и демонстрируя все, чем наградил ее Всевышний. Когда она снова подошла к постели, Беатрис заметила краску у нее на веках, румяна на щеках и – Господи помилуй – на сосках!
Она раньше слышала, как шептались о подобных вещах. Открытие повергло ее в шок – перед ней стояла одна из легендарных нью-йоркских жриц любви. Дико озираясь по сторонам, Беатрис поняла, что странное оформление комнаты имеет непосредственное отношение к позорной профессии девицы. Хотя, говоря по правде, ей трудно было представить, каким образом рулевое колесо или сеть для поднятия груза может служить непристойным целям. До нее наконец дошло: она находится в доме, пользующемся дурной славой! Но зачем им понадобилось притащить ее в... только если... Боже мой, ее похитили торговцы белыми рабынями! И во второй раз за сегодняшнюю ночь она завопила что было сил.
Следующим вечером Коннор Салливан Барроу отпустил кеб за полквартала от «Восточного дворца» и остаток пути проделал пешком. Он вошел через заднюю дверь, предназначенную для джентльменов, чье посещение домов удовольствий требовало наибольшей осторожности. Оставив шляпу у старика лакея, он поднялся по лестнице и, кивая знакомым, прошел через комнату, где играли в карты.
В главном зале высокие окна были задрапированы бархатом винного цвета, а прихотливо изогнутые банкетки покрывала блестящая парча, привезенная из Франции. Зеркала в золоченых рамах отражали и множили сцены чувственных развлечений, что вместе с приглушенным светом создавало иллюзию бесконечности наслаждений. В воздухе витали ароматы дорогих сигар, виски и еще более дорогих духов; стайка полуодетых женщин окружила богатых ловцов удовольствий, поощряя тех улыбками, вызывающими позами и обещая другие удовольствия, но уже за плату. В другом конце зала, с царственным видом оглядывая своих девиц и их покровителей, восседала миссис Шарлотта Браун, владелица заведения. Она была одета как обычно – в пышное алое платье, подходящее по цвету к ее рыжим, крашенным хной волосам и создающее резкий контраст с белыми напудренными плечами и пышным бюстом. Ее сложную прическу украшали белые и красные страусовые перья, а шею – роскошное жемчужное ожерелье. Еще в молодые годы, будучи актрисой и ослепительной красавицей, миссис Браун распаляла воображение мужчин своим вызывающим поведением.