— Как вы смеете обвинять мою дочь в воровстве? — возмутилась леди Блам, бросаясь на защиту дочери. — Она вообще не имела возможности взять брошку этой леди, — обратилась она к присутствующим дамам. — Моя дочь и близко не подходила к дому лорда Хардвика.
С торжествующим видом она обернулась к белой, как мел, Виктории.
— Не правда ли, дорогая? — но так как та оставалась безмолвной, леди Блам добавила: — Эта несносная особа не только невоспитанна, но и безумна.
Лицо Френсис Ловетт было исполнено самодовольства, когда она, выпрямившись во весь рост, произнесла:
— Прошу прощения, но здесь я с вами расхожусь во мнениях. Ваша дочь на моих глазах целовала лорда Хардвика. И они, я ручаюсь за это, находились в библиотеке его дома. — Видя, что никто не верит ей, актриса продолжала: — Если вы не верите мне, то загляните в ее сумочку. Я только что мельком заметила в ней мою брошь из бриллиантов и рубинов. В последний раз я видела ее в спальне лорда Хардвика, где я положила ее на столик у кровати. — У присутствующих дам, перехватило дыхание, а Френсис Ловетт указала на сумочку. — Ну-ка, выложите содержимое вашей сумочки на кровать.
Леди Блам повернулась к дочери и приказала:
— Выверни свою сумочку, дорогая, а затем я позову дворецкого, чтобы он выпроводил эту безумную даму отсюда.
Дрожащими пальцами Виктория опустошила сумочку, и на покрывале заискрились бриллианты и рубины броши, отражая мерцающий огонь свечей. Френсис Ловетт надменно расхохоталась, а по комнате пробежал шепоток.
— Мама, я не знаю, как это попало в мою сумочку! — Глаза Виктории наполнились слезами, а губы задрожали.
Леди Блам схватила Викторию за руку и молча вывела из комнаты. Харриет тихонько плелась сзади, опасаясь, что, оставшись наедине с матерью, Виктория все ей объяснит. К тому же она слегка злилась, что Виктория не рассказала ей о поцелуе Хардвика. Именно эта часть рассказа Френсис Ловетт внушала ей наибольшее доверие.
Леди Блам провела Викторию сквозь толпу. Мать и дочь несли голову высоко, с величественной грацией, присущей тем, кто рожден повелевать. В карете по дороге домой обе сохраняли молчание; Виктория плакала. Только когда они подъехали к дому, леди Блам, наконец, проговорила тихим сдержанным голосом:
— Иди в свою комнату. Когда вернется отец, мы вместе обсудим это дело.
— Но я не брала брошь!
— Я знаю это, — отрезала мать. — Эта мерзкая особа, видимо, сама положила ее в твою сумочку, пока ты танцевала. Я видела, как ты беспечно оставила сумочку в кресле. — Она без всякого сочувствия смотрела на рыдающую дочь. — Однако ты была одна у лорда Хардвика?