— Впрочем, чего я удивляюсь? В самом деле, что еще ты мог подумать? Ты ведь всегда считал меня шлюхой, способной в любой момент сбежать, прельстившись более тучными пастбищами!..
Он в гневе обернулся к ней:
— Это неправда! Ну сколько раз можно извиняться за слова, сказанные однажды сгоряча?
Энджелин печально покачала головой:
— Руарк, в нашем споре бесконечно повторяются одни и те же аргументы, но мы не в силах изменить прошлое…
Внезапно, пораженный какой-то догадкой, Руарк пристально посмотрел на Энджелин и скороговоркой пробормотал:
— Господи, как же мне это раньше не пришло в голову?..
Глубоко вздохнув, как будто на что-то решившись, он, наконец, задал вопрос, который, вероятно, его мучил:
— Тебя в Виргинии кто-то ждет?
— Нет.
— Но тогда зачем?..
Руарк не договорил. Вид у него был крайне обескураженный.
— Тогда зачем возвращаться туда, если все, кто тебя искренне любит, находятся здесь?..
— Как бы я сама хотела ответить на твой вопрос!.. Не знаю, что это — гордость, боль, гнев… А возможно, сочетание всех этих трех причин. Но каковы бы они ни были, Руарк, мы слишком глубоко ранили друг друга. Эту боль нельзя забыть! Словом, мосты сожжены, и возврата к прошлому быть не может…
На глазах Энджелин показались слезы. Руарк обхватил ладонями ее лицо.
— Ты помнишь, что я сказал, когда мы заключали пари? Я и теперь не отказываюсь от своих слов. Если даже завтра на скачках победит твой жеребец, я не смогу отказаться ни от тебя, Энджел, ни от Томми…
С этими словами он заключил ее в объятия и привлек к себе. Им двигала не любовная страсть, а потребность с нежностью прикоснуться к любимой женщине.
И в Энджелин это объятие не пробудило любовного пыла, а лишь радость от того, что ее обнимает любимый человек. Возможно, уже завтра все будет по-другому, а пока здесь и сейчас двое любящих людей наслаждались близостью…
Руарк слегка наклонил голову, и их губы слились в нежном поцелуе.
— Спокойной ночи, Руарк, — прошептала Энджелин.
— Спокойной ночи, Энджел, — так же тихо ответил Руарк, отпуская ее.
Он остался стоять у подножия лестницы, а она начала подниматься к себе. Лишь шелест ее шелкового платья нарушал тишину. На верхней ступеньке Энджелин остановилась и глянула вниз. На какое-то короткое мгновение их взгляды встретились.
Каждый их жест, каждое движение души было полно самой настоящей, искренней любви — и все же пресловутая гордость мешала Руарку и Энджелин произнести это волшебное слово!