— Жаль, что ты не умеешь разговаривать, старина, — сказал он, похлопывая коня по спине. — Бьюсь об заклад, что ты мог бы многое мне рассказать!
Храбрый Король, не обращая никакого внимания на Руарка, принялся методично жевать — за эти дни жеребец здорово изголодался.
Вернувшись в дом, Руарк отослал Майру спать и взялся сам менять компрессы на плече Энджелин. Все еще горя в лихорадочном жару, девушка, наконец, забылась беспокойным сном. Наверное, она начала бредить — то и дело повторяла что-то невнятное:
— Роберт, вернись!.. Прошу тебя, вернись…
Руарк, опечаленный состоянием Энджелин, поневоле вслушивался в ее мольбы.
— Прости меня, мама, — вдруг с плачем произнесла она.
Руарк обтер ей лоб мокрой губкой и залюбовался чертами красивого лица. Даже раскрасневшаяся от лихорадки, Энджелин оставалась все такой же прекрасной. Почувствовав его прикосновение, она пробормотала:
— Ах, Роберт, какой ты потрясающе красивый в этой форме!
Интересно, подумал Руарк, кто этот Роберт? Очевидно, мужчина, которого она любила. На мгновение он почувствовал зависть к нему. Вдруг Энджелин снова застонала:
— Нет, ты не можешь умереть, Роберт! Я ведь так тебя люблю… Не умирай! Ты обещал мне, что обязательно вернешься…
Она так горько плакала в бреду, что слезы заструились у нее по щекам. Присев на краешек кровати, Руарк вытер их, затем положил ей на лоб прохладную повязку, и Энджелин беспокойно заметалась по постели.
— Мне так холодно, Король! Так холодно…
Она вся дрожала, и Руарк поплотнее укрыл ее одеялом. Вслушиваясь в лихорадочный бред несчастной женщины, он даже забыл, как она виновата перед ним. Наконец Энджелин успокоилась, и Руарк, встав с ее постели, пересел на стул.
Наблюдая, как отчаянно Энджелин борется за жизнь, он невольно ощутил чувство вины. А вдруг она действительно говорила ему правду? Значит, это он толкнул ее на столь отчаянный шаг, когда она сбежала с парохода…
«Не будь таким дураком, Руарк, — сказал он себе с укоризной. — Ты прекрасно знаешь, чего на самом деле стоит эта девица. Так не позволяй же жалости одержать верх над справедливостью!»
Энджелин снова начала бредить.
— Проклятый саквояжник! Ты принадлежишь мне, мой Король, и ему не удастся тебя отобрать!
Беспокойные метания больной по постели чрезвычайно осложняли обязанности Руарка в качестве сиделки, но он стойко нес свою вахту в течение всей ночи, то меняя горячие компрессы на плече Энджелин, то прикладывая все новые и новые прохладные повязки ко лбу. Он снова и снова поправлял одеяло и простыни, которые она сбрасывала, когда ее бросало в жар, и обтирал ей губы мокрой губкой, чтобы они не пересыхали.