На мгновение ей показалось, что этот высокий властный человек смутился либо удивился ее словам, но это длилось лишь одного мгновение.
— Мне сказал ваш отец.
— А, ну тогда понятно. И раз уж вы столько всего знаете, скажите: почему здесь нет моего отца? — Но вслед за этим вопросом сразу же последовал другой: — И почему здесь вы?
Он опять смутился, потом в глазах его мелькнуло что-то опасное.
— А разве вы не знаете?
Он смотрел на нее, и в его взгляде было что-то странно собственническое.
— Нет, Грейсон, не знаю. Иначе не спрашивала бы.
Его взгляд жег ее, и от этого надменного собственнического взгляда ей показалось, будто он провел по ее коже раскрытой ладонью. По телу ее побежали мурашки, и она остро ощутила присутствие этого человека.
Ей больше нравилось, когда оба они были детьми и она ходила за ним как тень. И родители их были близкими друзьями.
Смутная улыбка появилась на ее лице, когда она вспомнила, как ее отец с отцом Грейсона курили сигары в кабинете. А мать Грейсона с ее матерью пили чай в Хоторн-Хаусе.
Как ни странно, она никогда не была влюблена в его братьев, Мэтью и Лукаса. Они были, в общем, неплохие ребята, но ей нравился Грейсон, всегда нравился. Однако теперь, став взрослыми, они уже не могли обращаться друг с другом с той же легкостью, что и в детстве. Атмосфера, окружающая их, теперь была напряженной, горячей, как в тот вечер на приеме у ее отца.
— Я здесь живу, — заявил он. Она заморгала:
— Что?
— Я сказал: я здесь живу.
— Вы здесь живете?
В ее доме?
Сердце у нее забилось гулко, и это не имело ничего общего со странным собственническим взглядом его пылающих глаз. Но она не желала поддаваться панике.
— У вас настали тяжелые времена, да? — язвительно хмыкнула она, с трудом выговаривая слова. — Весьма сожалею. Но дом большой. В тесноте — не в обиде, как я всегда говорю.
Нужно отыскать отца.
Подобрав длинные юбки, она собралась было уходить, но он схватил ее за руку. Его длинные сильные пальцы удивительно нежно обвились вокруг ее руки как раз там, где кончался рукав, и она не могла смотреть ни на что, кроме его золотистой кожи, прижатой к ее запястью.
На один поразительный момент она увидела его руку. Она опять стала ребенком, неловким ребенком, с непослушными, неукротимыми локонами, с пятнами грязи на щеках, а он вытирал ее грязную коленку. Ее дорогой, милый Грейсон. Ее рыцарь. Единственный, кто всегда был рядом с ней — кроме того случая, когда он был нужен ей больше всего.
Она вздернула голову и посмотрела на него, такого высокого, такого сильного, такого необходимого ей.