Васса улыбнулась и кивнула в ответ. Настенька, поражая красотой, обезоруживала искренностью и естественностью. Устоять перед ее обаянием было невозможно. Девушка поднялась из-за стола и вдруг, поддавшись внезапному порыву, наклонилась и прикоснулась губами к щеке гостьи.
— Приходите, я буду ждать, — шепнула она и быстро вышла из кухни.
Обласканная растерянно уставилась на Ларису.
— Ты для нее идеал, Василек, — улыбнулась та. — Мужественная женщина, которая дважды не побоялась изменить свою жизнь. Я много рассказывала ей о тебе, многое она помнит. О тебе и о Юльке, о нас троих. Но ты же понимаешь, я — мать. Это, как вода, воздух — без них нет жизни, но их не замечаешь. Рыжик понятна, она ясна и предсказуема. А ты — тайна, загадка. К таким тянутся, точно к магниту, особенно в Стаськином возрасте.
— Настенька выросла красивой, — заметила Васса.
— Была бы счастливой. За ее счастье я готова отдать все, что у меня есть.
— Ей твоего не надо. Думаю, она своего добьется.
— Дай-то Бог!
— Настя сказала, ты через неделю возвращаешься?
— Да. Буду здесь, пока не сдаст вступительные.
— Куда?
— В «Мориса Тореза». У нее прорезались способности к языкам. За шесть лет — приличный английский. Да еще парочку прихватила — французский и итальянский. Сейчас немецкий учит.
— Полиглот!
Лариса просияла и потянулась к пачке сигарет.
— Будешь?
— Отвыкла.
— А я не смогла. Ты же знаешь нашу работу — сумасшедший дом. — Изящно стряхнула пепел в пепельницу, спокойно добавила: — Да и жизнь мою ты знаешь.
— Ты счастлива? — осторожно спросила Васса.
— Хочешь сациви?
— Нет, спасибо.
— Еще что-нибудь? Пирожок?
— Нет.
Хлебосольная хозяйка замолчала, уставилась на сигарету, с интересом наблюдая за растущим столбиком пепла. Потом подняла прозрачные зеленые глаза и твердо ответила:
— Я счастлива. Честное слово.
Васса улыбнулась, ласково пожав ее руку. Они сидели рядом, молчали — и все было понятно. Что нужны друг другу, что счастливы своей дружбой и сберегут ее до конца.
— Не по-бабьи сидим как-то, — рассмеялась вдруг Лариса, — молча.
— Эт-точно! — поддакнула Васса.
— У Гаранина была? Молчаливый утвердительный кивок.
— И как? Отрицательный жест.
— Васька, ну почему ты отказываешься от нашей помощи? У Вадима много друзей, не на телевидении — так в газете могла бы работать, нет проблем. Тем более у тебя хороший слог. Да и я обзавелась кое-какими связями, когда вела программу. Почему не хочешь, чтобы мы тебе помогли, Василек? Ведь мы же не чужие люди!
— Я сама, — упрямо ответила Васса. Лариса вздохнула.
— Лара, мне надо строить жизнь с самого начала, с нуля. Свою — не чужую! А потому я должна знать собственные силы. Иначе не выжить. — И, четко выделяя каждое слово, добавила: — Ни к кому, ни за чем не стану протягивать с просьбой руку, даже к тебе. Только сильный может позволить себе такую роскошь. Слабый — нет. — Господи, это же так элементарно! Слабый должен стать сильным, тогда он сможет помогать и принимать помощь. Я сейчас слаба, но буду сильной, надеюсь. — Длинное объяснение тяготило, и она шутливо закончила: — А ты пытаешься спутать карты!