Все ее родные были счастливы, что она так решила. Может быть, для Алека это ломаного гроша не стоило, но для нее имело решающее значение.
«Я хочу, чтобы они мной гордились», – уверяла она с юношеским энтузиазмом.
«Дай тебе Бог, – ответил на это Алек, – ты добьешься своего».
Конечно, все произошло не совсем так, как она себе представляла. Путь оказался более долгим и трудным – из-за Сэма. Но в конце концов, преодолевая возникавшие препятствия, она достигла цели, которую перед собой поставила. И ее семья гордилась ею. Да что говорить, Либби и сама гордилась собой.
– В то время я не красовалась перед тобой, как видишь, – сказала она, в упор посмотрев на него. Сделав большой глоток чая, Алек кивнул.
– Вот и чудненько. Я рад. Ты на самом деле не вешала мне лапшу на уши, раз уж теперь, восемь лет спустя, полна решимости. Так ты сейчас работаешь над диссертацией?
– Над дипломом.
Он удивился. Брови вспорхнули вверх.
– Только и всего?
Либби передернула плечами.
– Некоторое время мне пришлось пропустить.
– Пропустить? Ты же была такой одержимой!
– У меня возникло более важное обязательство.
– Какое обязательство?
Алек нахмурился, словно удивившись препятствию, помешавшему ей получить вожделенную степень, на которую она так решительно была настроена.
С залива до Либби донесся гул моторной лодки. За калиткой слышался смех играющих детей. Прямо за окном стрекотали кузнечики и щебетали птички.
Она подняла лицо и посмотрела прямо ему в глаза. Пусть она и не поколеблет его самодовольства, но сейчас, сию минуту, скажет правду прямо в глаза.
– У меня от тебя сын.
Казалось, на целую вечность Алек застыл.
Либби не знала, понял ли он, что она сказала, только заметила, что краска схлынула с его лица.
Однако же! – подумала она. Оказывается, его можно хоть чем-то расшевелить. Но вместо удовлетворения в душе царила полная пустота.
Врать дальше не хотелось. Она никогда его не обманывала, не стоило начинать и теперь. Так будет лучше для них обоих. Правда, одна только правда.
Алек не спускал с нее глаз.
– Мой сын? У тебя от меня сын? Так ты тогда забеременела, Либ? – спросил он надтреснутым голосом. Лицо его побелело, как мякоть кокоса, которую Либби не раз помогала молоть Мэдди.
Не отвечая, Либби поднялась и, подойдя к окну, отдернула занавеску и выглянула на улицу.
– Вот он, твой сын, – сказала она, кивнув в ту сторону.
Алек с трудом поднялся с кушетки и подошел к ней. Она показала. Он пристально следил за движением ее руки.
На пыльной улице играли полдюжины ребятишек. Только один из шести был белокожим, непослушные темные волосы вихрами сползали на лоб, длинные худые ноги и грязные босые ступни загребали уличную грязь. Он засмеялся, и Алек воскликнул: